— Вот, — потряс картонной коробкой. — Ща мы её вмиг вздрючим.
Миха вытащил из окна своей квартиры моток провода с болтающимся на конце тройником. Разматывая понемногу, свесил вниз.
— Давай, спускайся, подтягивай, — сказал сосед. — Должно хватить.
Оказалось в самый раз – свободного провода оставалось ещё метра с три, так что и вовнутрь кладовки хватит. Миха притащил от себя ещё и старую настольную лампу на гнущейся во все стороны гофрированной ножке.
Болгарка визжала в Михиных руках надрывно. Летели красно-желтые искры, окалина оседала на волосатых Михиных предплечьях черной сажей. Первый диск стёрся. Миха отвёл болгарку от решётки. На пруте остался пропил в две трети диаметра.
— Доломаем, — кивнул Серёга. — Ты запасные-то купил?
— Ага, пять штук, как договаривались. Поменяешь?
— Давай, — согласился Серёга, вытаскивая из коробки ключ.
— О, мля, тебя тут только и не хватало, — скривился Миха, глядя через Серёгино плечо. Тот оглянулся.
Старуха Иванычу в матери годилась. Да столько не живут, подумал Серёга, глядя на груду тряпья с торчащим из него сморщенным лицом размером с кулак. Тряпьё зашевелилось, взболтанное изнутри кривой палкой, вынырнувшей из хламиды. Палку венчал нарост охватившей её лапки.
— Да у вас тут людно, — сказал Серёга.
— А то, — горделиво подтвердил Миха, вытирая взопревшее лицо – пыль окалины легла на него маскировочным мазком.
Старуха молчала. Вдруг палка взлетела и обрушилась на лампу. Хрусткий хлопок и тишина, лишь плывущий по сетчатке меркнущий всполох.
— Ты охренела совсем! — заорал Миха.
Захаркало, захихикало.
Серёга шлёпнул по карману джинсов – телефон, наверное, наверху оставил. Вытащил из заднего зажигалку, чиркнул.
Ему показалось, из сморщенного, похожего на вялую картофелину, лица торчат кривые зубы. Зажигалка обожгла пальцы. Он отшвырнул её и ступил назад – под ногами хрустнули осколки лампочки.
Сопение, глухие хлопки и вонючие порывы ветра.
Тление подвального освещения давало возможность разглядеть бурлящее движение, как клубящуюся во тьме тучу. Миха боролся со старухой. Серёга бросился в клубок, выставив перед собой скрепленные в замок руки. Сосед со старухой отпрянули друг ото друга, и Серёга рухнул на пол так, что дух вышибло. Он боялся вздохнуть, уверенный, что рёбра продырявят лёгкие.
— Степанна, — задышливо обратился Миха, — вот чего тебя из дурки выпустили? Помирала б там уже. Что, амуры покою не дают? Так про вечность уже думать пора, а не подолом мести. Ах, ты ж, прошмандовка старая…
— Помоги, — выдавил Серёга, — всё ещё боясь глубоко вздохнуть.
— Тоже мне, рок-звезда, — сказал Миха непонятно, но руку всё же протянул.
Серёга осторожно коснулся спиной стены, вдохнув увереннее, привалился.
— Это она, что ли, Иванычу готовит да стирает? — спросил он неуверенно.
— Зря сомневаешься.
— Да теперь уже и нет. Что, здорово тебя отделала? Слушай, откуда вообще силёнки-то? Вы тут все чокнутые, как я посмотрю.
— Спасибо, чего уж, — засопел Миха.
— Да тебе недолго и осталось-то до них, — ляпнул Серёга, сразу пожалев.
— Не дай Бог, — не обратил внимания Миха. — Не, так-то она тихая, чо ей в башку стукнуло – фиг её знает. Может, сослепу за воров приняла или ещё что. — Э, Степанна, живая?
Куча зашевелилась. Показалась зажатая в руке палка. Вынырнула картофелина лица. Не, не зубы, как-то облегченно подумал Серёга – по уголкам кривой трещины рта торчали клочки седых волос. Из-под платка – или что там у неё было на голову намотано – выехали две здоровенные линзы и опустились на корявый бугорок носа. Серёга вытаращил глаза – он был почти уверен, что услышал звук сервопривода. Во, мля, подумал, древний терминатор. Искра потолочной лампочки раздвоилась матовыми точками на окулярах.
Куча рубища неожиданно быстро воспряла и двинулась к решётке. Погремела палкой по стойкам и перекладинам, словно забавляясь.
— Да что тут происходит вообще? — спросил Серёга, скорее - сам себя. Никто на его реплику внимания не обратил. Щелчок пьезозажигалки. Миха закурил. Выпустил струю дыма: