— Монахини Первой Матери, — пояснил баронет, указывая на процессию.
— Вы думаете, они ушли? — спросил я, имея в виду стаю.
— Не знаю, — пожав плечами, ответил он. — Они всегда действуют одновременно и необъяснимо. Будто кто-то наблюдает и командует ими с горы, отдает приказы. Бывало, отступали даже уже в выигранном сражении. Просто уходили, чтобы собраться в другом месте, перегруппироваться, или спешили на помощь своим.
Из трактира вышел Клаус с кувшинами в руках, один он протянул мне, другой баронету. Третий взял подошедший Отто.
— Думаю, стоит наглухо перегородить улицу, стоять и ждать бессмысленно. Да и люди уже устали. — Отто сделал большой глоток и продолжил. — Что делать с их ранеными? Стонут и воют. Может. выйти добить?
— И нарваться на арбалетную стрелу. Повоют и затихнут, либо уползут, либо… — Баронет вернул кувшин. — Загородите улицу и не высовывайтесь. Их осталось примерно столько же, сколько нас, а было почти в два раза больше, мы не сможем их преследовать, чтобы не бросить постоялый двор. Даю вторую ногу на отсечение, попробуют взять реванш ночью. Пусть несколько человек соберут всех мертвых призванных, я хочу показать дону одну штуку.
Я стал отпивать из кувшина холодное пиво и осматривать двор. Мой взгляд упал на девушку, которую я отправил в нокаут к стене сарая, во время боя. Она, свалившись на один бок, сползла по стенке и почти лежала на одном боку, в руке все еще был мясницкий тесак. Длинные волосы соломенного цвета были спутанные и грязные, подо ртом и носом чернели струйки запекшейся крови, но глаза были открытыми и смотрели на меня.
Я толкнул Отто локтем и указал на девушку. Ветеран среагировал быстро. Он снял свой короткий плащ подошел к лежащей, носком пыльного сапога откинул тесак и обмотал голову, потом, сев ей на ноги, связал руки. Девушка была в обмякшем состоянии и не сопротивлялась. Крикнув двух арбалетчиков, велел запереть ее в подвале с решётками и поставить охрану. Вернувшись, пояснил:
— Слышал, что они могут видеть глазами друг друга и слышать также. Нелишним будет перестраховаться.
— Я думал, ты просто прирежешь ее. — Баронет встал, опираясь на костыль. — Уж больно они коварные, на моих глазах так же был убит сержант Берге. Старушка ткнула его ножом в горло, когда он наклонился послушать ее сердце.
Постояв и решив, чем займёмся в первую очередь, поспешили по своим делам. Отто со своим отрядом забаррикадировали дорогу, с помощью кованой кошки подтаскивали убитых противников и снимали с них доспехи и оружие. Я же направился в палатку хирурга.
Мартин Зимен сидел на складном стульчике и курил трубку с длинным мундштуком. Волосатые руки его были в бурых пятнах крови выше запястья. Фартук в таких же пятнах валялся на полу. Молодые помощники мыли стол от крови и посыпали пол свежим песком.
Увидев меня, он сделал попытку встать, но я остановил его. Присел на свободный ящик.
— Будете трубку? У меня есть свободные, могу набить вам, если вы не умеете. Успокаивает, знаете ли, пристрастился во время походов с Карлом Собирателем.
— Я курил табак, но не в трубке, потом с трудом избавился от этой привычки, но запах хорошего табака я люблю, — ответил я на предложение хирурга.
— Трое раненых, все несмертельно. Через пару недель будут в строю, может, и раньше, но швы сниму через десять дней, — уже по-деловому доложил врач.
Я вытащил золотой, один из тех, что мне дала Лиза, и протянул его Мартину:
— Купите, что сочтете нужным для госпиталя. Это пока все, что я могу вам дать. А дальше посмотрим.
— Можете не сомневаться, я все сделаю как положено. Может, есть еще просьбы?
— Да, к нам в руки попала девушка из стаи, она не ранена, просто я ее нокаутировал. Могли бы вы помочь в ее осмотре и как врач дать свое заключение о таких, как она? — высказал я свою просьбу.
Зимен встал и, вынув трубку, ответил:
— Вечером, как только покончу с делами, я найду вас, дон Игре.
Они все перевирали мое имя, как им хотелось и на свой манер, я стал уже привыкать к этому. Видно, просто не могли его правильно произнести.
В тот же вечер мы, а это Отто, Клеменс, баронет Герт Брайнер сидели за столом в трактире и закусывали молодое вино сыром и ветчиной, и эти запасы, по словам Пфайффера, были последними, так как мы находились в осаждённом положении и подвоза не ожидалось. Обсуждали наши перспективы и варианты, когда Менц сможет прислать нам помощь.