— Гонец, если все будет благополучно, утром будет у ворот. А вот есть ли в городе силы прийти нам на помощь и выслать подмогу, это зависит от того, сколько увел с собой барон Тан, да помогут ему сестры в его трудном и благородном деле, — говорил баронет, сооружая красивый бутерброд, кладя на кусок хлеба кусок ветчины и сверху пытаясь примостить сыр, который все время падал. Я пришел ему на помощь, крикнул трактирщика. Тот появился моментально, сложилось впечатление, что он подслушивал, стоя за дверью.
— Дружище. — Я уже свыкся со званием светлого дона и позволял к себе так обращаться. –Дружище, сунь в духовку и дождись, когда сыр растает и начнет тянуться по краям. И тащи обратно.
Я показал на большой ломоть хлеба, ветчину и непокорный сыр баронета. Трактирщик малый не глупый и выполнил все как полагается, он запек ровно настолько, чтобы сыр оплыл, а хлеб не пригорел. Через несколько минут перед Брайнером стоял горячий бутерброд. Он откусил его, справился с тянущимися сырными нитями, стал жевать и, восхищённый, закивал головой.
— Да это просто и волшебно, заставлю своего повара проделать такое же. Где вы этому научились, светлый дон?
Пришлось импровизировать и сочинять красивую и веселую историю. Отто и Клеменс настояли, чтобы Пфайффер приготовил им такое же. Под хохот и стук кружек дали имя новому изобретению — «Горячий Клаус», и баронет сказал, что напишет грамоту трактиру «У дуба» на владение рецептом, если мы все переживем эту войну. В разгар нашего веселья пришёл доктор Зимен, со своей длинной трубкой и учеником, который нес чемоданчик желтой кожи, по всей видимости, с инструментами.
— Я пришел, как и договаривались, дон Игер.
— Может, сначала покушаете? У нас тут дегустация нового блюда, «Горячий Клаус», –предложил я хирургу.
— Вначале дело, потом развлечение. Только хочу предупредить сразу, никакого физического давления или пыток я производить не буду, даже по вашему приказу. Я прежде всего врач и нахожусь под присягой ордену сестер-врачевательниц, я давал клятву и намерен ей следовать.
Я был в недоумении и не знал, как отреагировать на эту тираду. Но баронет сделал это первым, за меня.
–Мы не потребуем от вас такого, вы останетесь незапятнанным, всегда найдутся молодцы, которые за медный грош выполнят грязную работу. — И по виду, и по тону баронет ни капли не шутил. Один только трактирщик при этих словах стал дуть на ладони, тереть их, призывая на помощь святых сестер. — От вас я потребую лишь одно — проводить сей осмотр и допрос под протокол, пусть ваш ученик записывает все, что произойдет в подвале. Чтоб потом ваши монахини не полоскали наши имена на всех перекрестках.
На этом разговоры закончили, мы пошли в подвал, где содержалась пленница.
Сводчатый зал подвала освещало лишь одно узкое оконце под потолком. Внесли и поставили лампы, после чего я разглядел в углу лежащие тело, оно не шевелилось и вообще не подавало признаков жизни. Я вообще вначале принял его за мешок на соломенном полу. Откуда-то приволокли стул со спинкой, табурет и бочку вместо стола. Помощник, поправив огонек в лампе, стал заполнять первый лист протокола. Девушку подняли и посадили на стул, откинув ее, чтоб не упала, на спинку. При этом она была безучастна к происходящему, будто под действием сильного наркотика. Мартин Зимен, намочив полотенце в ведре, которое принес охранявший подвал арбалетчик, стал вытирать ей лицо.
— Светлый дон, посветите мне, чтобы я мог лучше составить свое заключение.
Я взял лампу и подошел ближе. Доктор поправил мою руку, как ему было удобно, начал диктовать помощнику:
— Значит так, дорогие мои, девица, лет девятнадцати-двадцати одного, максимум. Последние месяца два плохо питалась, откровенно голодала. Обезвоживания нет. — Открыв бедняжке рот, заглянул в горло, та без сопротивления подчинилась доктору, тот, повертев головой вправо-влево и вверх-вниз, продолжил: — Из богатой семьи, это видно по зубам, все зубы здоровы и ровные. Даже есть следы работы врача лет так семь назад.
Оголив плечи и грудь констатировал:
— Много били, или сама падала в последнею неделю-две.
Обошел ее сзади и засунул руки в грязные спутанные волосы. — Педикулез.
Вытащил руку из копны на голове девушки и протянул мне маленькую заколку для волос с камушком в форме восклицательного знака. Я положил заколку на бочку и попросил подробно зарисовать ее. Между тем Зимен попросил охранника подержать девушку и, взяв инструмент из чемоданчика и встав на колени, продолжал осмотр ощупывая и простукивая живот и спускаясь ниже.