Мотнув головой, дабы отогнать странное чувство, которое поселилось внутри, девушка направилась дальше, желая как можно скорее оказаться дома.
Её взор изменился, и все чаще обращался на дорогу, пристально изучая тёмные тени, что качались на сером асфальте под дуновением ветра.
«Даша, Даша» – Маша ненавидела это имя, не понимая юмора родителей, которые дали детям схожие имена. Их постоянно путали, не видя разницы, хотя девочки разительно отличались друг от друга не только внешне, но и характером. А когда-то, много лет назад, она боготворила его. Только вот тяжело быть не единственной дочерью следователя, особенно когда первая попытка гораздо успешнее второй.И все вина родителей, постоянное сравнение детей свело на нет любовь к собственной сестре, у которой все всегда было слишком. Слишком умная, слишком добрая, слишком трудолюбивая…
Даже сегодня та сумела отличиться, похвалившись успешным поступлением в МГУ.
– Бесит, – яростный скрежет чуть не стер эмаль с зубов, – вбухивать столько денег в обучение, а потом удивляться поступлению. Разве не глупо? С таким количеством репетиторов и дурак бы поступил.
Маша вздрогнула, когда острие ветки возникло перед лицом и спешно дёрнула головой, пытаясь избежать удара. Острый кончик скользнул в сторону, едва задев скулу, и в голове возникла страшная картина, что было бы, если бы острие коснулось глаза.
Стопы уверенно свернули в переулок между двумя пятиэтажками, сокращая путь, желая как можно скорее достичь магазинов, что открылись совсем недавно в одной из них, выкупив весь первый этаж.
Эволюция первого шла многие годы, сначала это была невзрачная вывеска, затем, когда окна заменили зеркальной витриной, на её месте появилась неоновая вязь, и лишь недавно каменная пристройка закончила преображение магазина. За это время он сменил несколько хозяев, становясь, то парикмахерским салоном, то ломбардом, то юридическим центром.
Его сосед был не столь удачлив, и все время прозябал в объявлениях, закрываясь из раза в раз.
Но в этом году ему наконец свезло, и хозяин первого выкупил горемыку, расширив свой бизнес.
Подъездные окна светились голубым и от того придавали синеватый оттенок тьме, даря даже коже мертвецкую бледность, превращая вены в чёрные нити, что ветвились по ладоням и запястьям, прячась дальше свою паутины в рукавах.
« Осталось совсем немного. Минут десять и буду дома, – радостно пронеслось в мыслях, – можно, конечно, ускориться, но тогда велик шанс налететь на ветку или споткнуться о камни».
Маша предвкушала, как окажется в своей комнате и спрячется от ругани отца за прочной дверью, как будет слушать причитания матери и тихий лепет сестры, которая будет успокаивать родителей, боясь, что папочка опять разойдётся и все же наградит младшую синяками.
«Двор», – в душе снова что-то шевельнулось и противное чувство отвращения и брезгливости возникло в груди. Это было единственное препятствие на пути к дому, которое всегда пугало её и которое она преодолевала снова и снова, доказывая себе нелепость страха.
Двор ничем не отличался от соседних, и даже дорога, ведущая к нему, была абсолютной копией той, что расположилась через два дома. Эта одинаковость смущала тех, кто впервые попадал сюда, заставляя плутать по перекрёсткам, выискивая нужное здание.
И все же отличие было, но оно проявлялось лишь с наступлением сумерек, когда последние лучи солнца покидали двор, скрываясь за высокими стенами. С этого момента и до рассвета он принадлежал тьме, которая струилась с перекрёстка вниз, огромным океаном разливаясь между домами.
Даже свет окон был направлен в другую сторону, и от того мрак лишь усугублялся, не прячась от света фонаря, что стоял в десятке метров от поворота.
Жители не раз обращались с просьбой подарить им кусочек света, но она постоянно отклонялась.
Не было смысла ставить ещё один бетонный столб, тем более, когда фонарь стоял почти рядом.
И какая разница, что расположение дома обрубало оранжевое сияние, не давая тому проникнуть во двор. В конце концов, лучик солнца они все же урвали, повесив над входом в подъезд светодиодные огоньки, которые вспыхивали при любом движении.
Когда отзвучала последняя песня, палец ткнулся в экран, останавливая новый виток.
Маша не знала, что её дёрнуло поступить так, и испугалась той тишины, что возникла после переливистой трели.
«Совсем скоро я буду дома. Так чего бояться?»
Но широкие брови уже нависли над глазами двумя пушистыми линиями, и зубы плотно прикусили нижнюю губу. Идти не хотелось, совсем. Что-то липкое ворочалось внутри, пачкая душу склизкими прикосновениями, заставляя бояться сделать шаг вперёд.
«Что же это, – сердце взволнованно билось о ребра, словно пойманная в силки птица,– Я почти дома, всего пять минут, нет, даже три, и я буду у себя».