И я ухожу прямо сейчас.
Я делаю шаг к винтовой лестнице, и тут раздается глухой удар.
Глухой звук эхом разносится по подвалу, окутывая меня страхом, и внезапно я не могу пошевелиться. Я жду... и звук снова повторяется. Став громче.
Я резко оборачиваюсь, мой пульс бьется в бешенном ритме. Я не заставляю себя двигаться, мои ноги сами несут меня обратно к двери в подвал Я заглядываю внутрь: Люк все еще спит на койке.
Грохот рикошетом разносится по подземной камере, и мои глаза наполняются слезами. Я напугана и рассержена, но не могу контролировать нахлынувшие на меня эмоции, и просто качаю головой. Я ничего не хочу слышать. Это просто плод моего воображения. Как только я покину это темное место, я больше никогда не услышу этот стук.
Но это ложь.
Я знаю, что если не последую за этим звуком, если не встречусь лицом к лицу со страхом, он будет преследовать меня, как этот проклятый подвал, и я никогда по-настоящему не буду свободна.
А свобода – это знание правды.
Да. Это означает узнать правду... и захоронить ее в глубокой могиле, никогда не позволяя выйти на дневной свет.
Этот звук упорядочивается в ровной барабанящий стук, направляя меня призрачным ритмом к его источнику, пока я пробираюсь через лабиринт скульптур и выдувных стеклянных шаров. Когда я обхожу последнюю наполовину незаконченную стену, мое сердце перестает биться.
Дверь.
Но это не выход. А еще один спуск, ведущий в самые глубины извращенного разума Люка.
Эта дверь отличается от той гладкой бетонной плиты, что держала меня в плену несколько дней. Она имеет более сложный дизайн. На ней вырезаны кости и зубы. Искусно выполненный узор тянется по всей поверхности. Это прекрасное произведение искусства, которое предупреждает о том, что внутри.
Оно буквально кричит: «Не входи».
Я крепче сжимаю ключи.
Я слишком долго держу глаза закрытыми в ожидании, когда этот глухой звук повторится, и, раздавшись тяжелым грохотом, он отдается вибрацией в моей груди, заставляя меня сделать шаг вперед.
Я вставляю ключ в замочную скважину и нажимаю на ручку. Дверь со стоном открывается, и я задерживаю дыхание.
Зрелище, открывшиеся моим глазам, пронзает мою грудь ужасом.
Нет.
Я качаю головой. Нет, нет, нет. Отрицание простреливает мой разум, и я не знаю, произношу ли я это вслух или кричу в голос. Бешеный стук моего сердца заглушает весь остальной шум.
Хадсон привязан к стулу посреди белой комнаты. Его запястья обмотаны колючей проволокой. А ноги заключены в бетонном кубе. Прозрачные трубки тянутся к венам на его руках, то ли для того, чтобы не допустить обезвоживания, то ли питая его внутривенно, я не уверена. Он бледен, его едва можно узнать: выглядит истощенно и болезненно. Железнодорожный шип вбит в его плечо… другое же покрыто засохшей кровью. В голову мне приходит мысль о шипе, который Люк использовал, чтобы приковать меня к полу в первый день, и эта мысль отдается глухой болью в желудке, вызывая тошноту.
Мой мир снова переворачивается.
На горле Хадсона виднеется грубый шрам в том месте, где был нанесен длинный порез. Грубые беспорядочные швы представляют собой ужасающее зрелище. Словно передо мной чудовище Франкенштейна. Да, настоящее чудовище.
И его глаза, которые я никогда не забуду, смотрят прямо на меня. Он беспомощно открывает рот, но из него вырывается лишь еле слышный шепот.
- Он не может говорить.
Я даже не вздрагиваю при звуке голоса Люка. Ничто не может напугать сильнее, чем открывшееся передо мной зрелище.
- Но он любит стучать своим бетонным блоком, чтобы привлечь внимание, и прекрасно слышит. Ты действительно устроила ему шоу вчера, - говорит он, и я на мгновение закрываю глаза, чувствуя, как отвращение холодной тяжестью оседает в животе. - Я бы не возражал против выступления на бис.
Люк выхватывает ключи из моей руки, и я думаю о ноже, выглядывающем из заднего кармана.
- Он часто ворчит, - продолжает Люк. - И производит достаточно много шума, чтобы можно было понять, чего он хочет, но в остальном он абсолютно бесполезен.
Я сглатываю желчь, поднявшуюся к горлу.
- Ты сохранил ему жизнь.
- Я всегда держу их живыми некоторое время. Пока не сдадутся и не назовут имя. Назови мне имя, - он входит в комнату и останавливается прямо за мной. Я чувствую тепло его тела вдоль своей спины. - Хадсон, безусловно, самый упрямый из всех. Либо он больше боится того, что они сделают с ним, либо он действительно не знает, кто главный.
Из него вырывается судорожный вздох.
- Почему же ты его не убил? - я хочу отвернуться, но не могу... Хадсон задыхается от боли, не в силах произнести ни слова. Он уже наполовину мертв. - Когда ты получил ответ, почему просто не убил его?
Это эгоистичный вопрос.
После того как открылась правда о моем напарнике, мне стало легче осознавать, что он мертв. Что он уже заплатил свою цену, и я ничего не могу поделать с этим. Не нужно было принимать никакого решения или пытаться наказать его. Это было больше не мое дело, потому что его не стало. Ведь мне никогда не пришлось бы посмотреть Хадсону в глаза и спросить почему.
- Ты права, - доносится голос Люка. - Он мне больше не нужен. Ты дала мне ответ в первый же день своего пребывания здесь, Мак, - он выплевывает мое имя, и я не уверена, было ли это сделано с целью оскорбить меня или же Хадсона, используя имя, которым тот называл меня.
- Тогда зачем все это? - требую я.
- Посмотри на стены, - говорит он. - Посмотри вокруг себя. Вот, - он срывает закрепленный файл со стены. И я впервые замечаю белые листы, расклеенные по комнате. На них значатся имена. Боже, сколько еще? Сколько он планирует пытать и убивать?
Он протягивает мне папку. На обложке от руки выведено: "Детектив Ройс Хадсон". Я отрицательно качаю головой.
- Нет, - я не могу открыть этот файл. Это же настоящий ящик Пандоры. Если я увижу, что там внутри, меня засосет в ту же беспроглядную дыру, что и Люка.
- Я не хочу этого знать, - отказываю я, пытаясь обойти Люка. Мне нужно уйти. Я была так близка... почти сбежала, и мне просто нужно вернуться. Всего на пять минут назад. Ровно до того момента, когда я открыла дверь.
Люк преграждает мне путь, вырастая передо мной непреодолимой преградой. Он берет меня за руку и заставляет взять папку. Я поднимаю на него пристальный взгляд, безмолвно моля не заставлять меня делать этого.
- Я был соблазнен, - произносит он. Он сглатывает, его кадык с трудом двигается вниз. - На секунду я подумал о том, что если... что если бы ты была тем прекрасным ангелом со сломанным крылом, посланным, чтобы спасти меня?
- Это звучит безумно.
Он грустно улыбается.