– Никогда, – тихо, но твердо ответил Чумичка.
– Ну что ж, я тебя не неволю, – через силу усмехнулся князь. – У тебя будет время обдумать мое предложение. Отведите его у темницу и глаз не спускайте!
Охранники тут же подскочили к Чумичке и, не дав ему даже пошевелиться, схватили под руки и вывели прочь.
– Вон, – негромко сказал князь Каширскому, – и постарайся не попадаться мне на глаза, покамест не позову.
Каширский, радуясь, что так легко отделался, попытался встать, но, не сумев, на четвереньках пополз к двери.
Когда горе-чародей столь нелицеприятным образом покинул княжеские апартаменты, «настоящий» Длиннорукий, кряхтя, встал с пола:
– Ну что, князь Григорий, убедился теперь, что я – это я?
– А бес тебя знает, может, и ты тоже – не ты, – проворчал князь Григорий. – Ну ладно, отправляйся на конюшню.
– На конюшню? – изумился Длиннорукий.
– А то куда же? Ты ведь туда так рвался. Хотя нет, на конюшню рвался тот, самозванец. Но ты однако же туда сходи.
– Для чего?
– Найдешь там некоего Петровича, душегуба и лиходея. Познакомишься с ним, а завтра я отправлю вас обоих на важное задание.
– Вот это по мне, – обрадовался Длиннорукий. – А что за задание?
– Его тебе расскажет барон Альберт, – поморщился Григорий от накатившей головной боли. – А сейчас оставь меня. – Но, когда Длиннорукий достиг двери, негромко добавил: – А монетку верни!
Едва Длиннорукий, опечаленный расставанием с монеткой, кланяясь покинул кабинет, князь Григорий стиснул голову руками и чуть слышно пробормотал:
– Кажется, все к лучшему. Боярин Василий мертв, Чумичка в темнице… Только бы эта боль прошла поскорее. И скорее бы этот день прошел…
Александр подавленно молчал, сидя в глубоком кресле. Молчала и Надя. Она понимала, что если король пригласил ее к себе в покои, то собирается что-то сказать. Поэтому Чаликова терпеливо ждала.
– Вот и Уильям куда-то запропал, – после долгого молчания тихо проговорил Александр.
– Надеюсь, Ваше Величество, что он не стал добычей людоеда, -позволила себе пошутить Надя. Однако Его Величество был настроен куда серьезнее.
– Как жаль, – вздохнул он, – еще несколько дней, и она была бы спасена.
– Кто, донна Клара? – удивленно переспросила Надя.
– Да. Теперь этого можно не скрывать, хотя я прошу вас особо не распространяться – огласка тут совершенно ни к чему. Но вам я скажу -вдруг это поможет установить истину.
– Значит, донна Клара носила в себе какую-то тайну? – понизила голос Чаликова.
– Эта женщина пребывала здесь под именем известной гишпанской стихотворицы не столько по нашему давнему обычаю, сколько потому что должна была таить собственное имя.
– Если не секрет, Ваше Величество, от кого она скрывалась?
– От князя Григория. Как вам, вероятно, известно, земля Белой Пущи разделена между князьями и боярами, многие из которых – потомки тех, кто уцелел от Шушковских времен.
– Как, разве там не упыри заправляют? – удивилась Надя.
– Заправляют, конечно, упыри, – согласился Александр, – но делают это не напрямую. A для видимости в Белой Пуще даже существует не больше не меньше как Боярская Дума. Это чтобы иметь дело с иноземными правителями, которые прекрасно знают, кто в Пуще хозяин, но вступать в прямые сношения с упырями им вроде как бы неприлично, а с боярами – совсем другое дело, даром что эти бояре пляшут под вурдалачью дудку.
– Надо же, а я и не знала! – покачала головой Чаликова.
– Князь Григорий – очень умный… чуть было не сказал «человек», -продолжал король. – Очень умный правитель. Или, скорее, хитрый. Он прекрасно понимает, что чисто по-человечески народу легче подчиняться не упырям, а своим же помещикам. Но не дай бог кому-то хоть в чем-то отойти от воли князя Григория – и в одну прекрасную ночь вся помещичья семья исчезнет без следа, а в усадьбе появится новый барин, более послушный. И не дай господь кому-то из селян залюбопытствовать, куда девались прежние хозяева!
– Значит, донна Клара…
– Донна Клара – это дочка одного из таких помещиков. К счастью, в ту ночь, когда исчезла ее семья, ее самой в усадьбе не было. Уж не знаю, каким чудом ей удалось добраться до моего замка, но отказать ей в приюте я никак не мог. Конечно же, я прекрасно понимал, что здесь она не может быть в полной безопасности, и собирался переправить в одно из соседних княжеств, менее зависимых от Белой Пущи, где она могла бы жить даже под своим настоящим именем, но увы – тут пошел дождь, замок затопило…
– То есть вы, Ваше Величество, полагаете, что донна Клара стала жертвой агентов князя Григория? – спросила Чаликова.
– Я мог бы так полагать, если бы не первые два случая, – вздохнул король. – Но Касьян – это обычный сельчанин, хотя и одаренный несомненным поэтическим даром. A вот Диоген…
– Я так чувствую, что он тоже не совсем Диоген, – осторожно заметила Надя.
– Вы правы, – согласился Александр, – хотя тут совсем другой случай. Я не вдавался в подробности, но он – уроженец Кислоярского царства. Начитавшись книжек заморских философов, он стал проповедовать мысли, отличные от принятых в Царь-Городе представлений о сущности христианства вообще и православия в частности. И тем самым настолько, как вы выражаетесь, «достал» царь-городских церковников, что те чуть было не отправили его на костер.
– Неужели царь Дормидонт допустил бы такое изуверство?
– Брат Дормидонт по своей доброте и незлобивости решил как бы опередить церковников и сослал его в один из монастырей на покаяние. Ему бы сидеть там тихо, а он бежал из обители, вернулся в столицу и продолжал свои еретические выходки пуще прежнего. Как-то раз даже встал на четвереньки перед входом в храм Ампилия Блаженного и, изображая собаку, лаял на прихожан и хватал служителей церкви за рясы. Уж не знаю, что он хотел этим сказать, но после того случая его схватили и бросили в темницу на две седмицы и еще один день. Тогда уж он понял, что житья в Царь-Городе ему не будет, и бежал сюда. Ну, я ему предоставил кров и скромное пропитание, но с условием, чтобы никаких выходок. И он эти условия соблюдал, только порой очень уж вином злоупотреблял, да тут уж чего поделаешь… Я даже подумал, что в его гибели повинны царь-городские церковники, но теперь видно, что тут все иначе.
– A не значит ли это, что и другие поэты… – начала было Надя, но Александр быстро приложил к устам палец с перстнем – и Чаликова поняла, что дальнейшие разговоры на данную тему совершенно излишни. По крайней мере, до следующего несчастного случая.
Выйдя из королевских покоев, Надя услышала какой-то шум, доносящийся с улицы через неплотно закрытое окно. Со свойственным ее профессии любопытством она немедленно ринулась к окну, выходящему во двор замка и, распахнув его, распласталась на широком подоконнике, рискуя вывалиться наружу. И пожалела, что при ней нет фотоаппарата. А зрелище того стоило: в ворота замка строем входил отряд королевской гвардии в полном составе – то есть все четыре солдата и их командир с лихо закрученными усами. Последний торжественно нес на бархатной подушке кота Уильяма. Вид у Уильяма был весьма потрепанный, но довольный – видимо, его похождения увенчались успехом: сердца сельских кошек были покорены, а местные коты посрамлены.
Петрович шел по полевой дороге, радостно вжикая один о другой двумя кухонными ножами – всем, что у него осталось с тех времен, когда он был Соловьем-разбойником, Атаманом отчаянных головорезов и грозой царь-городских лесов.
Это был первый раз, когда Петровича освободили от работ на княжеской конюшне и выпустили за пределы кремля. Конечно, не просто так прогуляться, а раздобыть с десяток девок помоложе да покрасивше для отсылки Багдадскому султану Аль-Гуссейну.