– Это всё… – Семён не мог подобрать слов. – Простите, но это всё не совсем, как бы так выразиться…
– Я знаю, я знаю, – закивал мужчина. – Вы не ожидали, что вас будут поддерживать. Увы, и мы слишком часто, слишком часто сталкивались с малодушием наших друзей, д-д-друзей… Но мы не будем и дальше терпеть.
Настало время действовать, действовать. Вы говорите, что вам нужно в Москву? Мы поняли, мы п-п-поняли, что дело слишком велико, чтобы о нём говорить. Ведь дело это – о, это бесконечно правое дело, правое! – оно касается царя! Ведь так?
– Царя?
– Мы понимаем, да, понимаем. Чтобы убить змею, ей нужно рубить голову, а не хвост, не хвост.
Семён обомлел.
«Они что же, думают, я поехал убивать царя?!» – ужаснулся он.
Но не успел он рта раскрыть, как собеседник перебил его:
– Не нужно, не нужно! – Он поднял руки. – Не обязательно произносить это вслух! Мы всё прекрасно понимаем! Вы герой, герой! Вы тот, кто сделает, наконец, решительный шаг из тьмы ко свету! Мы ждали, мы ждали таких, как вы! И наше счастье, счастье, что мы были рядом и смогли помочь. Но наша помощь этим не закончится, не закончится! О нет! Мы не будем выспрашивать, к-к-как именно вы собираетесь сделать то, зачем едете в Москву. Наше дело, дело – вас сопроводить. Мы доставим вас в Москву – и сделаем всё, чтобы вы достигли своей цели. Если нужно, мы сложим г-гголовы на своём пути – но это будет не зря, не зря! Делайте, что задумали, и не беспокойтесь. Мы доставим вас в Москву к послезавтра. Кстати…
Он нагнулся и поднял с пола сумку Семёна.
– Это ваше. Мы не трогали сумку, потому что догадывались, да, догадывались, что содержимое может быть опасно. Она ваша. Мы проследим, чтобы вы её не потеряли до самой Москвы.
Семёна замутило. Он едва успел свеситься с края постели, когда его снова вырвало. Толпа отскочила, но туфли доктора всё же забрызгало.
– Вот и спасай после этого жизни, – пробормотал тот, брезгливо морщась.
– А как же они поедут в Москву, ежели они и лежать покойно не могут? – спросила какая-то женщина.
– В больницу ему надо, – снова сказал доктор. – На недельку.
– Мне послезавтра нужно там быть, – возразил Семён.
– А что, не подождёт дело? Неделю-то?
Тут бледный мужчина порывисто встал с кровати, и толпа вновь притихла.
– Вы что же, что же, сомневаетесь в нашем госте? Сомневаетесь, да? – Мужчина заходил взад-вперёд между койкой и толпой. – Думаете, он зазря этот день выбрал? А? Забыли, что наш главный враг, враг России, прибывает в Москву в этот день?
– Царь приезжает в Москву, – выдохнул Семён. Даже не спросил, а как-то лишь озвучил факт. Да и правда, где-то он слыхал об этом.
Толпа пристыженно глядела в пол, пока бледный мужчина ходил взад-вперёд.
– Я прошу прощения, – сказал Семён. – Но я как будто всё ещё не знаю, как вас зовут…
Мужчина остановился, у него на лице мелькнуло удивление и досада.
– И правда! Степан Трофимович, честь имею. Фамилию называть не буду… Моя скромная роль – быть идейной искрой, искрой, и товарищем для нашей молодёжи. Вот эти прекрасные люди… – Он обвёл руками толпу. – Эти люди готовы отдать свои жизни ради будущности России, ради будущих п-ппоколений… Ради свободы воли, ради красоты и любви, и любви!
– Значит… – Семён говорил медленно, подбирая слова. – Значит, вы порешили… как бы это… порешили ради свободы, красоты и любви убить царя?
По комнате пронёсся коллективный вздох – не то вздох удивления, не то негодования.
– Мы… Мы не говорим здесь так, – занервничал Степан Трофимович, ломая руки и глядя в сторону. – Это не те слова, не те… Мы делаем тёмное дело ради нашего светлого будущего, нашего будущего… Тяжёлые дела, которые можем и должны сделать. На которые в-в-вы, в том числе, нас вдохновляете.
– Я?
– Вы. Своим бунтом, своей решимостью. Своей любовью к родине и непримиримостью, непримиримостью, н-н-непримиримостью, не-при-ми-ри-мость-ю…