— Любопытный монетный двор вы создали, — заметила Элиза.
Даниель очнулся от сонного полузабытья. Всю дорогу вдоль Флитской канавы до Холборнского моста герцогиня Аркашон-Йглмская молчала, глядя в окно. Сейчас они застряли в Филд-лейн — узком жёлобе, полном кирпича и конского навоза.
Лондон пробуждался неохотно. Народ растратил все силы на вчерашнюю казнь. Даже те, кому не удалось пробиться сквозь толпу и увидеть само повешение, были заняты: обчищали карманы либо утоляли голод и жажду тех, кто пробился. Знать тем временем упивалась жестоким зрелищем совершенно иного рода: в парламенте виги вдруг принялись допытываться, куда делись доходы от асиенто. Представители высшего света допоздна сбывали акции Компании Южных морей, а затем в кофейнях и клубах пичкали друг друга неверными сведениями.
Однако сейчас, ко второй половине дня, завсегдатаи Тайберн-кросс и Вестминстерского дворца наконец пробудились окончательно. Все, кроме Даниеля Уотерхауза. Он уже задрёмывал, когда странное замечание Элизы заставило его вздрогнуть и поднять голову.
— Простите? — спросил он, выгадывая время, чтобы проснуться.
— Я пытаюсь подобрать сравнение для ваших брайдуэллских занятий, — отвечала Элиза, затем, видя, что не прояснила свою мысль, выпрямилась, как кошка, и поглядела Даниелю в лицо. Она была так прекрасна, что он поёжился.
— Считается, что всё золото одинаково, — продолжала Элиза, — и между его унцией здесь, в Шахджаханабаде и в Амстердаме нет никакой разницы.
«Вот бы кто-нибудь объяснил это Исааку», — подумал Даниель и тут же устыдился своей мысли. Исаак так и не оправился от приступа, который пережил в Вестминстере две недели назад. Он по-прежнему был в доме Роджера Комстока и не вставал с постели.
— Финансист, у которого просят ссуду, тщательно оценивает имущество заёмщика, убеждаясь, что ссуда будет надёжно обеспеченна, — продолжала Элиза. — У вас есть золото. Его можно взвесить. Лучше обеспечения не придумаешь. Однако тут возникает сложность. Вы используете золото не как золото, а как хранилище информации. Пропущенная через орган, карта обретает ценность — по крайней мере для вас, — которой не обладала прежде. Если её расплавить, ценность будет утрачена. Мне приходит в голову только одно сравнение — с монетным двором, где гладкие золотые диски, выйдя из-под чекана, приобретают дополнительную ценность. Вот почему я сказала, что ваш орган в Брайдуэлле подобен маленькому монетному двору, а ваши пробитые карты — монеты нового мира.
— Вы меня убедили, — сказал Даниель. — Надеюсь лишь, что сэр Исаак этого не услышит и не зачислит меня в соперники.
— Если слухи о здоровье сэра Исаака правдивы, — отвечала Элиза, — то вскоре Монетный двор возглавит кто-то другой. Впрочем, это к делу не относится. Предположим, вы создали логическую машину и она заработала. В таком случае ценность — я говорю об экономической, а не эстетической, моральной или духовной ценности — вашего предприятия заключена в возможности выполнять логические и арифметические действия при помощи карт.
— Да, мадам, это всё, что мы можем предложить.
— Если кредитор изымет карты в погашение долга и расплавит, информация, записанная на них, погибнет, логическая машина лишится возможности работать и ценность, о которой мы говорили, обратится в ноль.
— Верно.
— Отсюда следует, что золото, превращённое в пробитые карты, плохой залог — его нельзя обратить в деньги, не погубив ваше предприятие.
— Полностью согласен, что это золото не может быть обеспечением ссуды.
— Более того, если я правильно понимаю, карты и машина, как только она заработает, отправятся в Санкт-Петербургскую академию наук.
— Да, таков должен быть первый этап.
— А следующие, если вы их построите, перейдут в собственность маркиза Равенскара.
— Как предполагается, да.
— А мне достанутся лишь некие новости, которые можно использовать на рынке. В такую игру я успешно играла в молодости, когда мне нечего было терять и никто от меня не зависел. Теперь я хочу получать за свои вложения нечто ощутимое. Я инвестирую головой, а не сердцем.
— И вместе с тем вы поддерживаете Даппу, а также, я слышал, щедро жертвуете на больницы для бывших солдат и бродяг.
— На благотворительность, да. Но вам поздно превращать свой институт в благотворительное учреждение.
Даниель вздохнул.
— Тогда позвольте рассказать вам о логической машине то, чего не знает даже Роджер Комсток.