– Вероятно, придется, – с отвращением заметила Изабель.
– Мастер обещал завтра прийти, – успокоил я ее.
– Чем скорей, тем лучше.
Тигвудова коробка для сбора пожертвований стояла у Изабель на столе. Я поднял ее и потряс. Результат был неутешительным, судя по звуку, там болталось не более трех-четырех монет.
– Мистер Тигвуд вынимал оттуда деньги на прошлой неделе, – сообщила Изабель. – Не больно-то много там и было. Он сказал, что мы должны быть щедрее.
– Может, и должны.
Я отправился на моей “рабочей лошадке” в Ньюбери и отдал пленку, на которую снимал Джоггера, в срочную проявку, а также забрал заказанный мною словарь рифм. Честно сказать, я такого словаря раньше и в руках не держал, поэтому пока я сидел в машине на стоянке, дожидаясь, когда будет готова пленка, то ради интереса полистал его. Прежде всего я обнаружил, что рифмы там расположены не в обычном алфавитном порядке, а начинаясь с гласных.
“Анна, – прочел я. – Ванна, манна, саванна...”
“Еда – беда, вода, года, города...”
“Ор – двор, мор, сор, хор...”
Там были сотни, тысячи рифм, и все совершенно бесполезны. Я понял, что мне следует иметь криптограммы Джоггера перед глазами, а не просто держать их в памяти. Вдруг, если они будут у меня перед глазами, меня и осенит светлая идея при чтении чего-нибудь вроде “урюк – жук, сук, паук, сундук...”.
И еще надо помнить, подумал я в отчаянии, что в джоггеровском кокни “сейчас” вполне могло звучать как “щас”, а “маленько” как “маненько” и что он мог проглатывать окончания.
Захлопнув словарь, я забрал печальные фотографии, рассказывающие о его смерти, и поехал домой, чтобы немного прибраться и приготовить комнату для сестры, что означало застелить постель и открыть окна, чтобы впустить внутрь то, что март может предложить в качестве свежего воздуха.
Я нарвал немного нарциссов и поставил их в вазу. Точно в полдень прибыла Лиззи.
Она прилетела в прямом смысле этого слова, спустилась ко мне с небес на вертолете.
Глава 6
Лиззи принадлежала одна четвертая часть маленького “Робинсона-22”, единственная роскошь, которую она себе позволила и на которую истратила свою долю наследства. С моей точки зрения, этот вертолет для нее был тем же, что для Роджера яхта, а для меня скачки. Это был способ, избранный старшей сестрой, сказать нам, что если мальчики могут забавляться игрушками, то и девочки тоже. В детстве она научила каждого из нас по очереди, как собирать железную дорогу и пользоваться ею. Она научила нас играть в крикет и лазила по деревьям, как кошка. Когда она была подростком, мы вместе ходили в темный лес и спускались в страшные пещеры. Она защищала нас и врала, если мы что-то делали не так. Благодаря ей мы выросли, понимая, что мужество может проявляться по-разному.
Она заглушила двигатель и, когда винт остановился, спрыгнула на землю из маленького стеклянного пузырька и направилась прямиком ко мне.
– Привет, – сказала она. Миниатюрная, легкая, худощавая, довольная жизнью. Я обнял ее.
– Обед приготовил? – спросила она.
– Нет.
– Вот и хорошо. Я тут кое-чего с собой привезла. Она вернулась к вертолету и вынула из кабины сумку, которую мы вместе отнесли в дом. С пустыми руками она никогда не приезжала. Поэтому я ничего не готовил к ее приезду, разве что ставил в холодильник бутылку шампанского. Я откупорил шампанское и налил ей бокал. Она удобно устроилась в кресле и отпила глоток пузырящегося напитка, одновременно заботливо меня разглядывая.
– Как летелось? – спросил я.
– Немного трясло. Везде еще много снега. Пришлось сесть в Карлайле, чтобы дозаправиться. Четыре часа, от двери до двери.
– Триста пятьдесят миль, – заметил я.
– Совсем рядом.
– Рад тебя видеть.
– Гм. – Она потянулась, казалось, сейчас замурлычет. – Давай выкладывай.
Я рассказал ей почти все, объяснил, кто есть кто:
Сэнди Смит, Брюс Фаруэй, Уотермиды, Джерико Рич, Бретт, Дейв, Кевин Кейт Огден и Джоггер. Рассказал и о Нине Янг и ее метаморфозе.
Она обследовала ящик для денег, стоящий на газете, такой же грязный, как и был. Я показал ей словарь рифм и дал послушать последнюю запись Джоггера. Но даже при всем своем остром уме, скрывающемся под шапкой седеющих темных волос, разгадать, что хотел сказать старый солдат, она не смогла.
– Надо же, как глупо, – проговорила она. – Он сам свалился или его спихнули?
– Спихнуть кого-либо в яму пяти футов глубиной – не самый верный способ убить его.
– Тогда случайно спихнули.
– Пока никто не признался. Слегка поколебавшись, я предложил показать фотографии Джоггера в яме.
– У меня крепкие нервы, – сказала она. – Давай сюда.
Лиззи долго разглядывала фотографии.
– По ним не скажешь, как было дело.
– Нет, – согласился я, забрал фотографии и снова положил их в конверт.
Немного помолчав, она спросила:
– А что это за пробирки в термосе?
Я достал две пробирки из сейфа, куда спрятал их на ночь, и протянул ей. Она вынула их из бумаги, в которую они были завернуты, и посмотрела на свет.
– Десять миллилитров, – сказала она, прочитав надпись. – Иными словами, столовая ложка.
– Всего одна? – слегка удивился я. Мне казалось, что жидкости в пробирках больше.
– Только одна, – подтвердила Лиззи. – Большой глоток.
– Нет уж.
– Пожалуй, действительно пить это не стоит. – Она снова завернула пробирки и положила к себе в сумку, совсем как Нина. – Результат тебе хотелось бы узнать побыстрее, скажем, вчера?
– Было бы неплохо.
– Послезавтра, – весьма прозаично пообещала она. – Скорее не получится.
– Постараюсь дотерпеть.
– Терпение никогда не было в числе твоих достоинств.
Она понюхала содержимое термоса и налила немного в пустой стакан. Затем еще раз понюхала.
– Кофе, – сказала она, – со скисшим молоком.