– Так он в термосе по меньшей мере с четверга.
– Тоже сделать анализ?
– А ты как считаешь?
– Думаю, кофе там, чтобы пробирки не разбились.
– Тогда Бог с ним.
Мы выпили еще немного шампанского и развернули сверток с едой, великолепный подарок от бесспорно лучшего ресторана в Шотландии. “La Potiniere”, так он назывался.
– Брауны просили передать тебе привет, – сказала Лиззи, имея в виду владельцев ресторана. – Спрашивают, когда ты вернешься.
Их можно предупредить за полгода, но и тогда вряд ли у них найдется свободный столик. Даже Лиззи, их близкому другу, иногда приходилось вставать на колени. На этот раз они прислали куриные грудки, нашпигованные орехами и запеченные в сливках, кресс-салат с ореховым маслом в отдельной упаковке кальвадос и легкий сырный пирог с лимоном, который просто таял во рту.
По большей части мне безразлично, что я ем. Лиззи ненавидела эту мою черту и наставляла меня при любом удобном случае. Но даже с моей точки зрения, в этой еде было нечто особенное.
Мы мирно посмотрели первый заезд на скачках в Челтенгеме по телевизору. Не стоило оглядываться, уже три года прошло, как я пришел вторым в скачках с препятствиями, но горький привкус поражения чувствовался до сих пор.
– Будь доволен, что тебе теперь не надо во всем этом крутиться, – сказала Лиззи, одновременно наблюдая за мной и за наездниками.
– В чем крутиться?
– Ну, не волноваться, что кто-то другой поедет вместо тебя.
Я улыбнулся. Все жокеи только об этом и беспокоились.
– Ты права. Так проще. Теперь мне только надо беспокоиться, чтобы другие транспортные фирмы не перехватили моих клиентов.
– Что им до сих пор не удавалось, полагаю?
– К счастью, нет.
Зазвонил телефон. То была Изабель с докладом о развитии событий.
– Пока все нормально, – сообщила она. – Этот новенький, Азиз, звонил из Йоркшира. Говорит, они хотят, чтобы он взял восемь животных, а не семь. Восьмой – наполовину облезший пони, который едва передвигает ноги. Что ему делать?
– Там Джон Тигвуд, – сказал я. – Если он возьмет на себя ответственность за этого пони, мы перевезем его. А то вдруг он умрет по дороге. Скажи Азизу, пусть возьмет у Тигвуда расписку, освобождающую нас от ответственности, с подписью, датой, временем, все как положено.
– Хорошо.
– Как у Азиза настроение?
– Сыт всем по горло, – весело заявила Изабель. – И я его понимаю.
– В чем дело? – лениво спросила Лиззи, когда я повесил трубку. Я рассказал, ей о перевозке престарелых лошадей и Джоне Тигвуде, зарабатывающем на филантропии.
– Фанатик?
– Был когда-то.
Мы посмотрели скачки до конца, вернее, до тех пор, пока их показывали по телевизору. Снова позвонила Изабель, было уже четыре, и она собиралась домой. Видел ли я, что одна из местных лошадей, которых Харв возил в Челтенгем, пришла первой?
– Да, просто замечательно.
– В кабаке сегодня будет полным-полно народу, – заметила она, тем самым напомнив мне, умница, что я забыл узнать, как там дела с поминками Джоггера.
Я рассказал Лиззи о поминках и почему я это затеял.
– Значит, ты не думаешь, что это несчастный случай?
– Если бы так.
Когда скачки закончились, мы выключили телевизор и немного поговорили, потом позвонил Азиз прямо ко мне домой и сказал, что он надеется, я не против, – контора закрыта, а автоответчик дал ему мой номер телефона.
– Конечно, я не против. Где ты сейчас?
– На заправочной станции в Чивили, что к северу от Ньюбери. Звоню из телефонной будки, чтобы никто не слышал – Что случилось?
– Сегодня мой первый день у вас, и я... – Он замолчал, не находя слов. – Не могли бы вы, – быстро заговорил он, – встретить фургон там, куда я его веду?
– Центр для престарелых лошадей?
– Вот-вот. Этих коняг нельзя было трогать с места. Я говорил мистеру Тигвуду, но он настаивал. Миссис Липтон боится, что они перемрут, пока мы их разгрузим...
– Ладно, – решительно сказал я. – Когда будете подъезжать к Пиксхиллу, позвони мне из фургона, и я немедленно приеду. Сам сиди в кабине и заполняй журнал. Делай что-нибудь. Понял?
– Спасибо. – Одно короткое слово, а как много сказано.
– Тогда до встречи, – сказал я.
Когда я рассказал Лиззи, в чем дело, она захотела поехать со мной, так что после повторного звонка Азиза мы поехали вместе.
Выгон у центра для престарелых лошадей был в плачевном состоянии – голая земля и лишь редкие пучки травы. Покрытие на месте для парковки растрескалось, и из щелей лезли всякие растения, маленький бетонный офис был весь в потеках от дождей. Конюшня за конторой выглядела так, как будто могла рассыпаться даже от легкого ветерка. Потеряв дар речи, Лиззи взирала на все это “великолепие”. Мы остановились у облупленной зеленой двери конторы.
Не прошло и минуты, как появился Азиз. Он осторожно свернул с дороги и исключительно мягко остановил громоздкий девятиместный фургон. Я подошел к окну его кабины. Тем временем Тигвуд и Лорна выбрались с другой стороны.
Азиз опустил стекло и сказал:
– Очень надеюсь, что они все еще живы. Послышались звуки открываемых запоров, и я поспешил обойти фургон и попросить Тигвуда и Лорну подождать.
– Не глупи, – возразил Тигвуд. – Их надо разгрузить.
– Хочу сначала на них посмотреть, – спокойно сказал я.
– Зачем это?
– В такой момент неплохо дать старым лошадям пяток минут отдохнуть. Куда торопиться, верно?
– Скоро стемнеет, – заметил он.
– Все равно, Джон. Я только посмотрю, как они.
Не дожидаясь дальнейших возражений, я открыл заднюю дверь и заглянул в фургон. Три пары терпеливых старых глаз уставились на меня. В повороте шей и опущенных ушах чувствовалась усталость.
В свободном пространстве перед их головами, где обычно сидит конюх, лежала нетронутая вязанка сена и стояло несколько полных ведер воды.