Тот ветеринар, что осматривал по моей просьбе старых лошадей и дал “добро” на их выгрузку, тоже присутствовал на обеде. В данный момент он о чем-то беседовал с доктором Фаруэем.
– Как дела? – спросил я его. – Как поживают пиксхиллские больные? Что-нибудь интересное?
– Слышал, к тебе сегодня приезжали живодеры, – заметил он.
– Быстро же новости распространяются, – сказал я обреченно. – Одна из тех старых лошадей издохла.
– Чего ж меня не позвал?
– Не думал, что дело так серьезно, иначе бы обязательно позвал. Он кивнул.
– Старые они. Умирают. Что поделаешь, такова природа.
– А кто-нибудь еще болеет? Прошлогодняя болезнь не возвращалась?
– Слава Богу, нет. Обычные растяжения да зубы.
– А что это за прошлогодняя болезнь? – вмешался Фаруэй.
– Какая-то непонятная инфекция, – объяснил ветеринар. – Легкая лихорадка. Давал им антибиотики, и они поправились. – Он нахмурился. – Однако тут есть причины для беспокойства. После болезни все лошади потеряли скорость и форму. Но, слава Богу, болезнь не распространилась.
– Однако любопытно, – заметил Фаруэй.
– Скоро вы будете в курсе всех пиксхиллских дел, – пошутил ветеринар, но, казалось, Фаруэй ничего против не имеет.
Сестра Моди Лорна с хозяйским видом приблизилась к Фаруэю, взяла его за руку и одарила меня неодобрительным взглядом, по-видимому, все еще не забыв, что я отказался перевозить престарелых лошадей бесплатно. Ее неприязненное отношение волновало меня куда меньше, чем ее былой пристальный интерес к моей персоне. Фаруэй ласково посмотрел на нее, полностью разделяя ее мнение обо мне.
Я отошел от них, переваривая то, что мне удалось узнать, и размышляя, чего же еще я не знаю.
Брат Тессы Эд с несчастным видом одиноко стоял в сторонке. Я немного поговорил с ним, стараясь развеселить.
– Помнишь, как ты выдал на прошлой неделе? – спросил я. – Насчет того, что Джерико Рич приударял за Тессой.
– Я правду сказал, – защищался он.
– Не сомневаюсь.
– Он ее лапал. Я видел. Она ему съездила по физиономии.
– В самом деле?
– Вы мне не верите? Никто мне не верит. – Его охватила жалость к самому себе. – Джерико Рич ругался и грозил, что заберет своих лошадей, а Тесса сказала, что, если он заберет, она с ним поквитается. Глупая сучка. Как это она поквитается с таким человеком? Ну, он все же забрал лошадей, и что же Тесса сделала? А, разумеется, ничего, черт побери. И отец даже не злится на нее, только на меня, за то, что я всем рассказал, почему Джерико Рич уехал. Это несправедливо.
– Конечно, – согласился я.
– А вы не такой уж плохой, – заметил он.
За обедом я сидел рядом с Моди, но мало чего осталось от той радости, которую я испытывал за этим столом неделю назад. Моди это чувствовала, пыталась расшевелить меня, но все равно я уехал сразу после кофе.
В Пиксхилле нет лошадей с лихорадкой, доложил я Гуггенхейму и отвез его в полном унынии в аэропорт. По дороге домой я остановился заправиться и, немного подумав, набрал домашний номер Нины.
– Гм, – начал я, – когда придете на работу завтра утром, захватите с собой парашют.
– Что?
– Чтоб приземлиться за линией фронта в оккупированной Франции.
– Это что, последствия сотрясения мозга?
– Да нет. Если не хотите, можете отказаться.
– Нельзя ли пояснее?
– Могу я с вами встретиться? Вы не заняты?
– Я одна... и мне скучно.
– Вот и хорошо. То есть, я хочу сказать, давайте встретимся у Котсуолдских ворот? Я могу быть там около шести.
– Договорились.
Я соответственно сменил направление и поехал на северо-запад. Через полтора часа я прибыл к старой неприметной гостинице, стоящей на краю шоссе. Я остановился у высокого столба, мимо которого я столько раз проезжал по дороге на скачки в Челтенгем.
Она уже ждала меня, ей было ближе ехать, и на этот раз она была настоящей Ниной, а не ее лишенным красок рабочим вариантом.
Она сидела в обитом ситцем кресле у камина в холле, а рядом на маленьком столике стоял поднос с чайными чашками.
Скачки в Челтенгеме уже закончились, а туристский сезон еще не начался, так что в гостинице практически никого не было. Она поднялась, завидев меня, и я чувствовал, что мое открытое восхищение ее внешностью ей по душе. На этот раз никаких джинсов, вместо них – черная юбка и черные колготки на длинных стройных ногах. Вместо бесформенного свитера – черный жилет, белая шелковая блузка с широкими рукавами и большими золотыми запонками и на шее длинная цепь из полусоверенов, которых бы хватило на скромный выкуп. И пахло от нее не лошадьми, а гардендями. Точеное лицо слегка припудрено, губы немного подкрашены.
– Мне очень не хочется вас просить... – начал я, слегка поцеловав ее в щеку, как бы по старой привычке. – Вы так дивно выглядите...
– Похоже, дело серьезное.
– Угу.
Мы сели поближе друг к другу, чтобы поговорить, хотя подслушивать нас было некому.
– Начнем с того, – сказал я, – что мне удалось узнать, что перевозили под моими грузовиками. Тут дело куда сложнее, чем наркотики. – Она не перебивала меня, явно заинтересовавшись. – Я ездил к одному большому начальнику на таможне, чтобы узнать, что нельзя свободно ввозить в Англию и вывозить из нее по законам ЕС. Полагаю, вы заметили, что таможенники никогда не обыскивают транспорт, если у них нет соответствующей информации касательно того, что в каком-то автомобиле есть наркотики. На практике это означает, что из Европы сюда можно ввезти все – оружие, кокаин, все, что угодно. Но он очень взволновался, когда речь зашла о собаках и кошках, а также о бешенстве... и выходит, что есть карантинные правила, и еще требуется лицензия для провоза ветеринарных лекарств. Короче, в контейнерах возили животных, только не кошек и собак, потому что и тех и других трудно заставить молчать.
– Молчать?