– Это радио. Предназначено для проведения досуга, - пояснил я.
- Ах, это радио?! – удивилась Мария Федоровна. – А мне сегодня про него все уши прожужжали. Ну, что же, тогда заносите.
- Куда прикажете?
- Ну, несите, наверное, в гостиную. Вам покажут.
Хорошо, что мы заранее узнали какое напряжение выдает собственная электростанция Зимнего. Подготовились предварительно, захватили с собой необходимые инструменты, проводку, наши розетки из карболита. Монтаж в Зимнем будет делом нелегким – куда отверткой не ткни, везде дорого. А антенну, если качество приема нас не устроит, хорошо бы вывести наружу. В общем, скрестив пальцы, мы приступили.
Мария Федоровна ушла. Сноб в мундире угрюмо показал нам, куда следует ставить аппаратуру, кивком головы разрешил тянуть проводку из соседнего зала. Мои ребята деловито хлопнули в ладоши и приступили. Старались сделать все аккуратно, чтобы ничего не попортить и быстро, чтобы как можно раньше очутиться дома. Все это время за нами наблюдал сноб в мундире, ходил по пятам, угрюмо вещал откуда-то из утробы – «здесь не трогать, к этому не прикасаться, не пылить, стучать тише». Часа через два мы закончили. Показали снобу как техника работает, всучили в руки подробную инструкцию, отпечатанную на машинке, и быстренько сбежали из дворца. Дело сделано. Нас проводили до выхода, посадили в карету и в самый последний момент мне был вручен запечатанный конверт. Простой почтовый конверт, ничего необычного. Но вскрыв его в карете, я охнул. Там было письмо. Благодарственное. На бумаге с гербом и личной подписью императора. В письме сухим официальным языком высказывалась сердечная благодарность за проделанную работу, за тот великолепный домашний фильм, что наша компания сняла для императорской семьи. И еще чек на тысячу рублей. Но не это было главное. Главное то, что в этом же письме нашу компанию официально просили стать…, как бы это сказать…, семейным документалистом. То есть, предлагали снимать значимые торжества, встречи и выезды Императора. И ближайшие съемки мне предстояло делать уже в феврале месяце, когда императорская семья запланировала провести костюмированный бал. И это было здорово. Свернув письмо, я остаток пути до дома ехал с глупой улыбкой, а мои электроники, искоса поглядывая на меня, негромко шептались. Гадали, что же такого было там написано.
Конечно же, в этот великий праздник я пропустил все что только было можно. Не был на службе в церкви, благополучно проигнорировал сочельник и наплевал на пост. Я совершил много грехов с точки зрения церкви и это обязательно припомнят и священник и соседи, но мне было все равно. По своим убеждениям я умеренный атеист, верю лишь в высший разум где-то там в непостижимой глубине вселенной, которому не очень-то интересны дела, творящиеся на нашей земле. И в церковь хожу с той лишь целью, чтобы не было пересудов. В паспорте написано «православный» вот я и подтверждал, изображал из себя приверженца. Маринка, супруга моя, в общем-то, приняла мою точку зрения и лишь изредка напоминала, что надобно сходить в храм, отметиться. Вот я и ходил, исполнял обязанность. И крестился я по первости через силу – непривычное для меня было это дело. Сейчас уже привык, рука осеняет бренное тело, не обращаясь за командой к центральному процессору – молотит по набитой тропинке лоб-пузо-плечо-плечо как лопасть вертолета. Только ветер свистит.
И вот, я приехал домой, блаженно улыбаясь, и завалился домой, занося с порога прилипший снег. Зинаида встретила, приняла верхнюю одежду, трость, убрала в сторону сапоги. Вышла Маришка с Дарьей на руках. Доча, увидав меня, радостно заголосила и потянулась ко мне.
- Ну, иди сюда, иди, - с готовностью перехватил я ее. – А у папки сегодня радость большая.
- И какая же? – не слишком довольно поинтересовалась супруга. Не понравилось ей, что с утра я быстро убежал, не уделил ей малую толику внимания.
- А вот…. Зина, там в пальто во внутреннем кармане письмо. Достань.
И Маринка, завладев письмом, углубилась в чтение. И с каждой проходящей секундой ее лицо разглаживалось, уходили хмурые морщины, а под конец и вовсе, брови взлетели вверх, а глаза округлились.
- Ну что? Муж у тебя молодец или нет? – с хитрой усмешкой спросил я, спасая усы от Дашкиных цепких пальцев.
- Ой, молодец! – вздохнула она. – Как же здорово! Это что же, ты теперь никуда не поедешь? Ой, как хорошо-то!
- Придется поехать все одно, - возразил я ей и перехватил дочу поудобнее.
- А как же ты поедешь-то? А письмо царское как же?