И оправдывающийся шепот Густава:
- Подожди, помолчи, пожалуйста. У нас гости.
И в ту же секунду в комнату вошла хозяйка жилища, молодая супруга Тринклера. Почти ворвалась. Влетела, развевая полами пальто словно крыльями. Встревоженная, метающая глазами молнии. Увидела нас, смирно сидящих и улыбающихся, нахмурилась, и хотела было уже обругать нас за непонятные грехи, но вовремя вступился Густав. Предостерегающе положил руки на плечи взволнованной супруги и успокаивающе сказал:
- Они не от Нобеля, не переживай. И не от Смирнова. Эти господа пришли предлагать мне работу.
- Вот как? – спросила женщина, внимательно нас разглядывая. И, похоже, узнав меня, сменила гнев на милость, глаза ее перестали метать молнии, а голос смягчился ровно настолько, чтобы не казаться грубым. – Что ж, моего супруга интересует работа.
- Вот познакомься, это господа Рыбалко и Козинцев. Ты о них, наверное, слышала. Известные люди в столице.
Мы как полагается по этикету, встали и представились. И вот теперь, когда горячо любимая супруга присоединилась к нашей беседе, все встало на свои места. Мы с ней быстро нашли общий язык. Почти мгновенно она согласилась на экскурсию на наше предприятие и горячо заверила, что Густав Васильевич даст свой ответ, как только рассмотрит все предлагаемые варианты. И не стала скрывать, что они уже готовы были переехать в Германию, где прекрасный изобретатель точно бы нашел себе применение.
Они пришли к нам на завод через пару дней. Густав Васильевич, переболев мигренью, ничем больше не напоминал того расклеенного и уставшего человека. Наоборот, в его движениях, в его фразах чувствовалась уверенность, внутренняя сила и правота, и супруга его, не видевшая более причин защищать хворого мужа, отошла на второй план. Держалась в тени, почти не говорила, а лишь иногда подсказывала Густаву на что следует обратить внимание. В общем, сложилось впечатление, что она выступала в роли серого кардинала.
А через три дня Тринклер дал свой ответ. Он согласился работать у нас, чему мы несказанно обрадовались. Теперь наше направление по производству двигателей было надежно прикрыто. Не было нужды более самому углубляться в мелкие проблемы, все будет решено и без нас. И первым делом поручили ему усовершенствование нашего мотоциклетного двигателя. Тот оказался со своими детскими болезнями, которые необходимо было обязательно решать. И дали свое согласие на постройку и усовершенствование «мотора-тринклера». Тоже будем его у себя производить и продавать всем желающим. А его двигатель и вправду оказался лучше детища Дизеля. И КПД было больше и экономичность выше, да и работать он мог на сырой нефти, что для нынешнего времени имело очень важное значение. Сырая нефть она была и дешевле того же керосина, да и доступнее. Нефтеперерабатывающих заводов по стране было раз-два и обчелся. А что до господина Нобеля…. Вся эту суета возникла из-за того, что тот приобрел права на постройку двигателей Дизеля и приспособил его для работы на той же сырой нефти. И углядел в изобретении Тринклера прямого конкурента. А с конкурентами в это время обходились без сантиментов. Нобель подключил свои связи, надавил на нового директора Путиловского завода через своих юристов и добился того, чтобы пока еще потенциальный конкурент даже не появился на рынке. Обошелся с молодым изобретателем весьма жестко, не только добился увольнения с завода, но и запретил заниматься своим детищем на территории Российской Империи. Так и уехал бы Тринклер в Германию, если бы мы его не уговорили. Сам Нобель, надо полагать, от такого развития ситуации будет не в восторге и наверняка припрется разбираться и к нам. Но мы к этому готовы. Мендельсону уже дано поручение избавить нас от притязаний главного богатея страны и приготовиться к патентной войне. А захочет судиться…. Что ж, пускай судится, у нас тоже юристы не по помойкам набирались. Выкрутимся. Нам остается лишь опасаться силового давления, но с этим мы попробуем разобраться. Нонче мы уже не те, что давеча….
В начале мая тысяча девятьсот второго года в Питере выдалась благостная погода. Солнышко, легкие пушистые облачка, ветерок с воды и теплота…. Хорошо и тепло настолько, что хоть загорай на набережной. И вот в эту прекрасную погоду, под ярким солнышком, мы принялись за съемку нашего первого фильма. Сценарий мною был написан, а если по-честному, то содран с одного из фильмов с Брюсом Ли, где он, в одиночку противостоял китайской банде. Роль Брюса у нас исполнял, естественно, Серафим, а на роль его возлюбленной сильно просилась моя Маришка. Но тут я ей жестко отказал, она даже обиделась. Не по нраву мне, что моя супруга будет играть любовь с другим мужиком, пусть хоть и не натурально. Поэтому, сильно поругавшись с ней по этому поводу, я пошел по театрам и отыскал там нескольких смазливеньких барышень, прекрасно подходивших на эту роль. Ну а после небольших проб, определилась та единственная, что будет в засос перед камерой целовать Серафима. Барышня оказалась не то чтобы без комплексов, но довольно таки легкомысленных взглядов. Небольшая любовная сцена ее совершенно не испугала. Ну а на роль предводителя бесшабашной банды и главного негодяя у нас выступил один из неместных мужиков, что работал в одном из заезжих цирков. Работал там грузчиком, разносил реквизит, помогал на сцене и был тайно влюблен в искусство. Не представляю, как Серафим разглядел в нем талант, но однажды он привел его ко мне на знакомство полностью загримированным и приодетым по случаю. Запустил ко мне в офисный кабинет впереди себя, а сам, спрятавшись за приоткрытой дверью, стал наслаждаться эффектом.