Выбрать главу

- Одни, правда, гарниры, но зато от пуза! - кричал летчик Андрей, разливал по кружкам и стаканам разбавленный спирт.

- А где же Маша? Что за свадьба без невесты?

- Одевается у комендантши.

- Э, нет, нет,- говорил Сергей, пересаживая гостей,- так не пойдет. Что ж это получится - мединститут с одной стороны, а наши ребята отдельно. А ну, давайте, давайте, пересаживайтесь.

Шло веселое переселение однокурсников Сергея студентов-автодорожников - к студентам-медикам, а более всего - к медичкам.

- Интеграция, интеграция!- кричал кто-то.- Девушки, сюда!

Кончилась очередная пластинка, и тут как раз появилась Маша с двумя подружками.

Вместо старой гимнастерки, защитной юбочки и кирзовых сапог - платьице в горошек, туфли на высоких каблуках и прическа - самая настоящая парикмахерская прическа: светлые волосы, уложенные крупными волнами.

- Братцы!- крикнул Ваня Пастухов.- Вы смотрите, Маша, оказывается, почти красавица!

- Спасибо, Ваня, за "почти". Видно, у тебя остатки совести сохранились.

Смеялись, шумно рассаживались за столом.

- За вас, ребята; Маша, Сережа...

- Нет,- сказал Сергей,- за тех, кто не вернулся. Все поднялись, молча выпили. Постояли.

- Ну, а теперь за молодоженов!

- Горько!

- Горь-ко! Горь-ко!

Обняв Машу, Сергей шепнул ей на ухо:

- Подумай, мы живы...

Шумела свадьба, наперебой выкрикивались тосты, пытались петь, сыпались анекдоты.

- Да это что - детский сад? - кричал прежде всех захмелевший студент по прозвищу Тихоня.- Я вам сейчас потрясающий анекдот расскажу. Где у вас тут отдушина?

Смеялись.

Затаскивали на свадьбу всякого, кто проходил по лестнице общежития.

- Можно к вам?

В проеме дверей показался декан мединститута Проскуряков.

- Вы?..- Маша с удивлением смотрела на него.

- Простите, что без приглашения...

- Заходите, Михаил Степанович. Вслед за деканом вошла его жена. Оба были нагружены свертками, тяжелыми авоськами.

- Не обессудьте, мы тут с некоторым харчем, так сказать... Это жена Валентина Алексеевна. Проще - Валя.

- Знакомьтесь, ребята, кто не знаком. Это наш мединовский декан Михаил Степанович и его жена...

- Валя... Валя,- говорила жена декана, протягивая студентам пухлую руку в кольцах,- просто Валя...

- Еще раз простите, что ворвались без приглашения...- говорил декан,- примите в компанию.

- А вы извините, что так тесно. Садитесь, пожалуйста. Только вот продукты зачем же?..

- Ну, это ты, Серега, брось,- усаживал Сергея на место Толкунов.Продукты как раз очень уместны... Э... да тут и вино и водочка... братцы, тут и колбаска и сыр - живем! Ну, товарищ декан, это очень симпатично с вашей стороны. А то у нас тут, -честно говоря, одни только гарниры, гарниры, гарниры...

- Позвольте мне тост,- поднялся декан.

- Тихо, ребята, дайте послушать...

- Сегодня у нас с Машей произошло на комсомольском бюро нечто вроде столкновения. Принципиальное расхождение, если хотите... И тем не менее вернее, тем более - мне захотелось зайти, поздравить ее...

Декан говорил гладко, как человек, часто выступающий и привыкший к тому, что его внимательно слушают. За толстыми стеклами очков в черной роговой оправе его глаза смотрели строго и умно,

Он говорил хорошо поставленным низким голосом:

- ... удивительный процесс происходит ныне в вузах: свежий ветер ворвался в наши аудитории. Вместо мальчиков и девочек со школьной парты, вместо детей, не нюхавших еще жизни, пришли вы, люди, опаленные войной, знающие о жизни такое, о чем иной старый мудрец не подозревает... Хочу выразить вам, товарищи, свое глубокое уважение, особенно же вам. Маша, и таким, как вы, девушкам, прошедшим дорогами войны, дорогами крови и страданий,- нашим дорогим сестрам. Земной вам поклон. Простите за некоторую высокопарность, но, поверьте, она от переполненного сердца. Декан сел на место, и все шумно зааплодировали.

Тихоня, может быть, даже более шумно, чем требовалось, бил в ладоши, высоко поднимая руки и скандируя:

- Вер-но! Вер-но! Мо-ло-дец, де-ка-ни-ще!

- За тост спасибо,- сказала Маша, наклоняясь через стол к декану,но Ваню Пастухова не отдадим. Вы про фронтовиков еще не все знаете.

- Ребята,- кричал кто-то из коридора,- дали бы для атмосферы музыку!

- Пластинки у меня не первой молодости,- оправдывался Толкунов, вращая ручку патефона.

- Ничего, крути давай! Летчик Андрей налил декану.

- Ему нельзя...- зашептала Андрею за спиной мужа Валя, жена Проскурякова.

- Ничего, это же разбавленный.- Андрей протянул свою кружку.- Давай, декан, чокнемся. Ты хорошую речь толкнул. Правильную речь. Давай. И чтоб до дна.

Они чокнулись, выпили.

- Бр-рр...- Декан поспешно закусил и опустился на место.- М-да...сказал он, оглядывая комнату,- невелика жилплощадь. Надо будет поставить вопрос... семья-то перспективная...

Андрей рассмеялся:

- Настолько перспективная, что вот справляем свадьбу, а у них уже имеется Катерина восьми месяцев от роду.

Зашипел патефон. При первых же аккордах Маша и Сергей переглянулись.

Послышался голос певицы:

Утомленное солнце

Нежно с морем прощалось...

Маша закрыла уши руками.

- Только не это!- крикнул Сергей.- Сними, сними, пожалуйста...- И сам бросился к патефону, остановил его.

- Ладно, не надо музыки. Семи давайте споем... Пели. Пели и пили. Валя безуспешно пыталась удержать мужа, когда ему подливали спирт в стакан.

- Товарищи, пожалуйста, вы не знаете, ему нельзя пить...

- Отстань,- говорил досадливо декан.

Он быстро хмелел. Подпевал студентам. Пил то с одним, то с другим на брудершафт.

Он снял очки, и лицо его оттого необыкновенно преобразилось: глаза теперь не казались уже ни умными, ни строгими - это. были круглые, глупые и страшноватые глаза совы.

. Общий разговор сменился множеством частных - по два, по три человека говорили, каждая группа о другом, и все сливалось в невообразимый гул. Приходилось перекрикивать его.

Одни кричали о смысле жизни, другие о карточках, третьи выясняли, что есть любовь...

Кто-то доказывал, что он умнее всех, кто-то поносил чинуш и бюрократов...

Валя все тревожнее смотрела на мужа и перехватывала стакан, когда Проскуряков протягивал к нему РУКУ.

Увлеченный беседой с сидящим рядом, летчиком Андреем, декан не замечал маневров жены... Пьянел декан - жестче становилось лицо, злее глаза, резче голос. Внешне опьянение ни в чем больше не выражалось.

Но он уже не болтал, как прежде, то с одним, то с другим. Разговор теперь шел только с Андреем, только к нему обращался Проскуряков.

-...общество наше,- говорил он,- разделено теперь вот так, красной чертой: по одну сторону вы, фронтовики, по другую - все мы, остальные, второй сорт. Я не оспариваю - были на фронте подвиги, конечно, были. Но, если разобраться, понимаете, копнуть. поглубже... Что такое фронтовая жизнь? Мы сидели на голодной норме, в иных местах просто голодали, а все шло куда? Фронту, фронту, фронту...

К Проскурякову постепенно стали прислушиваться. Затухали другие беседы, и в конце концов декан оказался в центре общего внимания...

Он не замечал этого и продолжал говорить, обращаясь только к Андрею.