Ее откровение неприятно резануло по мне, задев что–то давно спрятанное в душе под семью печатями. Нечто запретное и слишком ненужное для собственного равновесия.
– Ничего не надо, – ответила ей металлическим голосом, – просто забирайте.
– Но как же? Так нельзя. Вы ведь тоже одна, – растерянно пролепетала девица.
Одна…
Как же больно мне сделало это крохотное слово. Одновременно с ним в сердце направилась целая куча игл, которые с особым рвением моментально впились в броню, которую я выстроила собственноручно еще пять лет назад, а теперь какая–то случайная девушка так легко ее разрушала.
– С чего вы взяли? – одарила я ее презрительным взглядом. – Я не одна! – вздернула подбородок, произнося сердито. – У меня есть мои кровиночки. И вам советую не забывать об этом.
Взяла пакеты и сунула их девушке, и буквально вытолкнула ее за дверь.
Потом очень хотелось поплакать, чисто по–женски порыдать, некрасиво размазывая слезы по щекам, подвывая в тон всхлипам. А еще обнять себя и пожалеть.
Я лишь обняла себя. Подошла к открытому окну, вдохнула свежий воздух и попыталась снова восстановить свою броню.
Но все это было вчера. А сегодня у нас Инесса и вокзал.
– Мариночка, привет, – легка на помине, сама хозяйка заходит в квартиру, открывая собственными ключами. Перед глазами встает сцена, как я ее здесь застала без нас. А ведь это мог быть далеко не единственный раз. Трясу головой. Это уже в прошлом. Нас ждет, к счастью, иное будущее. – Собрались, котятки?
Она смотрит на моих детей с притворной лаской, а меня передергивает. Я верю в сглаз, и чисто интуитивно делаю шаг вперед, закрывая собой Свету и Костика.
– Да, все хорошо. Принимайте квартиру, и мы пойдем, – произношу прохладно.
16
Я подспудно ожидаю какого–то подвоха от Инессы. Не знаю, почему. Наверное, потому что она нас пять лет не беспокоила, а тут вскрылись ее тайные блуждания в квартиру без спроса. В общем, теперь я не могу положительно относиться к ней.
– Ладно, Мариночка, вроде все хорошо, – произносит женщина после тщательного осмотра каждого угла. К счастью, я пригласила ее с большим запасом по времени до нашей электрички. – Но если что, я позвоню.
– Не стоит, – обрываю резко. – Мы уезжаем в другой город. И вы лучше акт подпишите о приемке квартиры, – показываю глазами на два листка, лежащие на тумбочке. – Обменяемся бумагой о том, что не имеем претензий друг к другу.
Инесса на миг меняется в лице, но все же берет ручку и начинает читать.
– О, тут еще и про залог, – говорит она удивленно.
– Конечно. – соглашаюсь. – Мало ли, забудете о нашей договоренности, решите, что зря возвращаете его мне.
– Ладно, будь по–твоему, – скрипя зубами, отвечает Инесса и ставит–таки подпись. – Держи.
– Спасибо, – забираю свой экземпляр, ослепительно улыбаясь, – а это вам, – кладу на тумбочку свой комплект ключей. – Идемте, дети, нам пора.
Такси быстро мчит нас по полупустому городу. Воскресенье, люди предпочитают отдыхать, а не разъезжать по улицам.
Помимо воли вспоминаю, как похожее такси везло меня к Маше, чтобы сбежать, как колотилось мое сердце от страха при виде Владислава Германовича. И вздрагиваю.
И вот мы уже на месте. Слишком рано, к сожалению. Но ничего не поделаешь.
– Костя, Света, не теряемся! Я вас очень прошу. Я не могу с двумя чемоданами еще и за вами бегать.
– Да, мама, – говорят они, синхронно понурив голову.
Небось уже хотели вытворить что–нибудь эдакое, да совесть теперь не позволит. Я надеюсь.
– Давайте я лучше куплю вам мороженое, – тереблю их по голове, подходя к киоску, и тут мое боковое зрение выхватывает мужчину.
Он стоит вдалеке в элегантном темно–сером пиджаке, а на его плечи небрежно накинут черный шелковый шарф. Он довольно далеко от нас, но я в состоянии оценить стоимость его одежды. Жизнь под одной крышей с родителями Марка научила меня безошибочно определять такие вещи.