Материальный достаток, выраженный в отечественных либо зарубежных денежных знаках, то прибывал, то убывал, подобно волнам морского прибоя, порой оставляя Гурскому предметы самые неожиданные и после одного раза часто никогда более не востребованные. Под диваном, например, уже много лет пылился старенький саксофон фирмы «Кон», естественно, альт, потому что, если бы на тот момент был нужен тенор, Александр раздобыл бы «Сельмер». А до недавнего времени, припрятанная в укромном месте, хранилась двустволка «Байярд», которую Гурский привез из очередной какой-то экспедиции и, так из нее ни разу и, не выстрелив, подарил, в конце концов, от греха подальше, другу детства Петру Волкову, бывшему оперу по прозвищу Волчара, ныне сотруднику некой частной структуры. Так что в наличии сотового телефона при полном отсутствии нужды в нем, кроме занятной возможности связаться с кем-нибудь из самого неожиданного места, ничего странного не было.
Тем более что человек предполагает, а Господь располагает, и судьба наша, что расписана где-то там на многие лета вперед, отбрасывает свою тень на день сегодняшний. И те поступки, которые мы совершаем, казалось бы, абсолютно случайно и не осознавая их истинного смысла, диктуются свыше иногда бесом, а иногда и ангелом-хранителем и всегда обоснованы некоей высшей надобностью, которая не всегда нам доступна.
Глава 2
Адашев-Гурский откинул у телефона тоненькую пластинку, набрал на открывшейся панели номер и через некоторое время услышал хриплое, заспанное и сдержанно яростное:
— Автоответчика нет дома… Это я сам снял трубку, и сейчас пять утра, и не дай вам Бог, если то, что вы мне сейчас скажете, я сочту недостойным внимания в это время суток. Я вас разыщу, даже если вы не назовете своего имени. В вашем распоряжении десять секунд. Докладывайте.
— Здравствуй, Петя. Как дела?
— Гурский? — вкрадчиво спросил Петр Волков, и в телефонной трубке явственно услышался характерный щелчок, подозрительно напоминающий знающему человеку звук взведенного пистолетного курка. — А ты где, дружок?..
— Петь, это там у тебя зажигалка щелкнула?
— Ну давай, еще чего спроси… Давай-давай, чтобы уж за все сразу…
— Да нет, это я так просто. Петь, если это волына, так ты ее лучше дома оставь. Меня здесь с автоматами стерегут.
— Ты где, гад?
— Так об этом-то и речь. Только, Петя, ты не перебивай, я не могу долго говорить, я в ментах. Лазарский в больнице, его на «скорой» увезли. Тебе бы надо его найти и привезти сюда, чтобы он сказал, что это не я его порезал. А то меня утром упакуют к чертовой матери, ты же знаешь. А потом дело заведут, и поди доказывай. Ну? Ты там проснулся?
— А ты не пьяный? — недоверчиво и обречено спросил Волков.
— К сожалению…
— К сожалению — да? Или, к сожалению — нет?
— Не в этом дело.
— Ясно. И документов у тебя тоже нет с собой, конечно же.
— Натюрлих.
— Давай быстро и в двух словах.
— Ну… Лазарик позвонил пару часов назад, помираю, дескать, и трубку повесил. Я — к нему. Он лежит весь в кровище и не дышит. Я, натурально, «скорую» вызвал, ментов, так, мол, и так. Все вместе и приехали. А он, гад, лежит носом в подушку, по пояс голый, и то ли живой, то ли нет… Ну, труп трупом. Врачи к нему — пульс на шее щупать, а он ни с того ни с сего вдруг: «Какого хера?..» И доктору — в дюндель, тот еле увернулся. Ну, тут менты врачей в сторонку — дескать, кто это, мол, вас так и почему в комнате разгром? И это кто такой? Вы его знаете? А сами в меня пальцем тычут. Короче, его на «скорой» увезли, а меня сюда. «Зачем, — говорят, — ты его убить хотел?» Я им: «Так я же сам всех вас и вызвал!» А они: «Конечно. Ты же у нас самый умный…» А? Представляешь?..
— Представляю. А откуда Лазарского увезли?
— Так с Черной речки же. Со старой квартиры.