Фаулер, подняв глаза от устанавливаемого им телескопа, воскликнул:
— Взгляни-ка, Эл! — Он указал на озаренную мягким светом Землю, плывущую в расцвеченном звездами море черноты.
Они увидели западное полушарие, усеянное белыми облаками, и ослепительно сверкающее пятно в южной части Тихого океана, на широте побережья Перу, где отражался свет Солнца.
— Красиво, правда? — произнес Макинтош. — Я прямо-таки вижу Флориду, милое Орландо. Наверно, теперь дивно пахнут лимонные цветы. Знаешь, ночью все это даже прекраснее, чем днем.
Фаулер кивнул.
— Я вот о чем подумал: мы просто взяли и испортили добрую старую традицию.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, вообрази себе: парень с девушкой гуляют там внизу при лунном свете. Они вздыхают, они переполнены своей любовью и глядят на Луну. А теперь, когда они поднимают на нее глаза, то знают, что там наверху бегают двое эдаких слюнтяев. Тут уж вся поэзия пропадет.
— Еще бы! — Макинтош коротко рассмеялся.
Фаулер обвел глазами пейзаж и сказал:
— Да, правда, ночью все здесь кажется совсем другим.
Они смотрели на мрачную до жути картину. Как всегда, различались только оттенки серого цвета, но теперь тона были темные и зловещие. Резкий свет звезд и мягкое сияние Земли не бросали теней, но распространяли над грядой гор и призрачное свечение, и мглу. Трудно было понять, где кончалось видимое и начиналось воображаемое.
Фаулер пробормотал, прерывисто дыша:
— «Ночь полна видений страха».
— Как ты сказал?
— «Ночь полна видений страха». Это строка из какого-то стихотворения.
— Эти слова и в самом деле соответствуют пейзажу, — отозвался Макинтош.
Прошло несколько земных дней.
Фаулер и Макинтош были заняты астрономическими наблюдениями и делали контрольные анализы некоторых минералов, собранных в течение долгого дня. Они предпринимали небольшие вылазки поблизости от купола, но проб не отбирали. И обычно, находясь снаружи и бродя по лунной пыли, каждый в одиночку, каждый своей тропой, один из них окликал другого: «Как дела?», а другой отзывался: «Все в порядке, а у тебя как?» Беспрестанно и властно ощущали они потребность слышать человеческий голос.
Но однажды их охватила настоящая паника. Это случилось во время одной из вылазок. Астронавты находились на разных сторонах станции, их разделяло расстояние примерно в сто ярдов. Макинтош не заметил под ногами предательского углубления в пыли — неглубокую щель, почти доверху забитую светлым мучнистым веществом. Одна нога увязла в нем. Он пошатнулся и упал на спину. Нога согнулась в колене, но не согнула коленное сочленение скафандра. Удар от падения был несильный, но он громко отдался внутри скафандра. Пробурчав «Проклятье!», Макинтош сел и попытался освободить ногу. В телефонах послышался голос Фаулера:
— Мак, у тебя все в порядке?
— Да, — ответил Макинтош. — Я упал, но не ушибся. Все хорошо.
— Мак! — голос Фаулера прозвучал пронзительно. — Ты жив?
— Да, конечно же. Ничего особенного не случилось. Я только…
— Ради бога, Мак, ответь мне! — это был почти вопль, и в нем звучал ужас.
Страх заразителен. Макинтош выдернул ногу из щели, вскочил и пустился бежать к куполу, крича:
— Дон, что случилось? В чем дело, я иду! Что такое? — И, пока бежал, Макинтош слышал, как Фаулер непрестанно его зовет и молит ответить.
Обогнув станцию, Макинтош едва не столкнулся с Фаулером, бежавшим с противоположной стороны. Оба поскользнулись и, силясь удержаться на ногах, подняли вокруг себя облако пыли. Остановившись, они бросились друг к другу и соприкоснулись шлемами.
— Что стряслось, Дон? — воскликнул Макинтош.