Пэм покачала головой.
— Просто перед тем, как я продолжу сценарий, — сказала она, — я хочу, чтобы ты жил по другому адресу.
Пол сказал:
— Ты сошла с ума? Думаешь, я правда хотел украсть всю славу?
— Сейчас, Пол, мне кажется, что ты способен почти на все.
— Даже, о боже мой, попить кофе в два часа дня!
— У тебя был шанс вписаться в проект, — сказала Пэм. — Я давала тебе недели и недели и недели.
— Твой проект, — воскликнул Пол, — лживая, нереальная фантазия женщины средних лет!
На что Пэм просто покачала головой и сказала:
— Ты меня так разочаровываешь.
Спустя месяц, согласно договору о раздельном проживании, Пол подписал письменное показание под присягой, в котором отказался от всех прав на «Двое — уже компания». Агент Пэм сознался Variety: «Он правда хороший парень, но это она его тащила все эти годы. И вот она устала». Когда «Двое — уже компания» собрала в кинотеатрах сто десять миллионов и Пэм сфотографировалась так, что казалась на десять килограмм худее, чем Пол когда-либо ее видел — даже в колледже — и стала встречаться с парнем настолько точеным и пекторальным, что даже если он не был геем, то ему бы стоило им стать, и она продолжила продюсировать комедии для старшей женской аудитории, одна другой прибыльней, Пол понял, что то, что казалось ему нереальной фантазией, было ею только потому, что в нее не верил лично он: потому что она оскорбляла его вкус. А в Пэмляндии она вполне соответствовала реальности; и каждый билет на ее фильм, каждый прокат видеокассеты и каждая восторженная рецензия по АМ радио были очередным голосом за ратификацию ее реальности взамен его. Против него встала вся страна, и потому он переехал в Нью-Йорк, где, хорошо утепленный в финансовом плане, работал над переделкой комических литературных скетчей в рассказы, которые отсылал по журналам. Его можно было увидеть на некоторых вечеринках, у открытых окон, в черном, с сигаретой, жаждущего поговорить на любимую тему, а именно — чем плох последний фильм его жены.