— А написать, буквами… на этих, вызовах духов, знаете, блюдце по буквам ходит, — живо заинтересовался урядник.
— В том-то и дело, язык — не только речь, а вся возможность общаться и указать убийцу. Кто ко мне за травами и пчелиным ядом от радикулита приходит, а через слово начинает жаловаться на сглаз и порчу — верят именно так, уверяю вас.
— Может, ты и прав, Юхим. Запишем, подумаем, — похлопал травника по плечу Василь Семенович. — Если подтвердится, когда поймаем ирода — проси чего хочешь. Премию тебе выпишу за помощь в расследовании. Ну, помянем Левка, хороший хлопец был, такой молодой…
Мужчины выпили, не чокаясь.
4.
— Нельзя, никак не нельзя его на общем кладбище хоронить! Не по обычаю!
— Глупая ты, Степановна, что болтаешь? Это ведь сынок старосты! Известно, похоронят на почетном месте.
— Никак нельзя! Сама глупая, Никитична. Не своя смерть у парня, до срока умер, да ещё и убили! Если уж непременно хотят, голову нужно лицом вниз положить, чтобы Левко, как ходить начнет, дорогу к нам не нашел и никого не узнавал.
— Вот язык твой, что помело! Когда упыря хотят уложить навечно, ему что?.. Голову отрубают! А тут и так уже… на всём готовом. Не встанет он!
— А я говорю, встанет! Девяти дней не пройдет, как начнет ходить и народ пугать! Правильно было, где голову нашли, на площади, тут и хоронить, — не унималась Степановна.
— Бабы, слыхали, урядник с собакой всё селение обошли, язык ищут! Говорят, языка у покойного нет. А вы-то знаете, Левко никогда за словом в карман не лез, язык у него длинный и острый был, вот ведь ирония какая…
— Само собой, нету, — совершенно не удивилась Степановна. — И не найдут! Язык давно уж где-то зарыт, чтобы Левко не выдал убивцу…
— А я так думаю, несколько их было, — авторитетно заявила Никитична. — И главная у них — девка. Отомстить хотела, видать, было за что. Чую, женский это почерк. Больно жестоко для мужской мести.
— Вот я говорю, глупая ты, Никитична. Все ведь знают, кто убивец, и почему языка нет. Болтал Левко много и кого последнего поминал? Двоедушника Марко! Ночью Левка убили? Ночью, когда все спят… Примета верная.
— Как вам не стыдно такое говорить, — не выдержала Орина. Красавица была тут же с семьей и слышала бабьи сплетни. — Марко тут ни при чем!
— Ага, ага, будто не знаем, чего ты двоедушника защищаешь, — мигом спелись спорщицы. — Сох он по тебе сколько лет! Всё детство за тобой бегал, а ты его только жалела. Вот и сейчас жалеешь! Сами ведь говорили, Левко недобро высказывался о двоедушнике. Дрались они разве мало? Так теперь вот убил…
— С чего вы взяли, что это Марко? Никто его не видел, мало ли что Левко говорил?
— Говорил, да больше не скажет. За слова ему язык вырвали! Так сама подумай, о ком он говорил перед смертью? Двоедушники тем и прокляты, что когда один спит, другой ходит во сне и может творить что угодно!
— Значит, это всё равно был не Марко, — упрямо пробормотала Орина и пошла прочь. А соседи ещё обсуждали, куда делся отрезанный язык.
— Закопали где-то, что сложного? — недоумевали молодые. Степановна трагично закатила глаза:
— Чему вас только учат! Ещё скажите, собаки съели! Так мы бы уже сейчас имя убийцы слышали в каждом лае! А если зарыть под корнями дерева, шелест листьев выдаст, у реки — вода разболтает. Трава прорастет, коза или корова ее съедят…
— …и мычать в суде будут как свидетели? — ухмыльнулся местный пьяница Григор.
— Если ума нет, Гриня, лучше молчал бы! Коза или корова молоко дают, не знал? Да ты молока лет сорок не пил… Кто его выпьет, тотчас имя убийцы узнает. Ну так, где надёжно язык схоронить?
— Сжечь? — предположил один из приятелей, кто был вчера с Левком.
— Пепел ещё лучше прорастает, он почву удобряет, — возразили ему.
— Сжечь и смешать с освященной солью, чтобы не проросло, — выдала секрет Степановна, страшно гордая тем, что никто, кроме нее не знал ответа. Но слушатели были уверены: тот, кто убил Левка и отрезал ему язык, отлично знал, что делать, чтобы тайна не выплыла наружу. Соседи качали головами, подтягивались новые односельчане. Их тоже вводили в курс дела. Обстановка всё более накалялась.