На душе было неспокойно. Не люблю, когда мне пудрят мозги, но совсем противно, когда это делают так грубо: меня никак не покидало ощущение, что все рассказанное заместителем Розенталя было рассчитано на детский сад. Подставные трупы, фрагменты желудков, фальшивые экспертизы… Кто этой ерундой будет заниматься? Если надо кого-то отмазать — дают бабок, и все.
Не называя имен, мы описали ситуацию наркологу. Он выслушал и долго смеялся.
— Глупости это все.
— Почему?
— Во-первых, если бы материал для экспертизы было так просто подменить, в экспертизах вообще бы смысла особого не было… Да и потом, если б это и было правдой — зачем им покупать покойников? В любой больнице материала для подмены — горы. У тех же экспертов под рукой сотни трупов. Если они рискнут-таки что-то там подменить, им не нужно ни к кому обращаться. Чем меньше народу знает, тем лучше… По-моему, он над вами просто издевался.
Возразить что-нибудь было трудно.
Мы подъехали к развалинам. При свете дня они выглядели еще хуже, чем ночью. Осыпающиеся стены, кучи кирпичей, проржавевшие железки. Если бы я сам не видел, как Розенталь выходил из этого дома, никогда бы не поверил, что там можно жить.
Тут я почему-то подумал, что хотя мы почти две недели изучали владельца похоронной конторы, что он за человек, так и не поняли. Как можно было ночевать на этой помойке, тем более одному? Неужели он бабу в городе не мог себе найти? Как никак, директор конторы… Толи и правда искал здесь что-то ночами, толи крыша у него поехала гораздо больше, чем я мог себе представить.
Мы поднялись по лестнице к парадному входу. Из открытой двери пахло гнилью и сыростью, входить не хотелось.
Длинный коридор без окон, под ногами скрипели все те же битые кирпичи. В комнате кто-то пытался начать ремонт, но дело далеко не пошло: стены более-менее выровняли, но ни обоев, ни панелей на них не было. Камин приведен в порядок, а вот мебели, кроме раскладушки и стола, не привезли. Вспомнив, что Розенталь не так давно ездил на шестисотом Мерседесе и дарил любовницам шубы, я злорадно усмехнулся.
Ничего интересного в первой комнате не было, и мы вошли в следующую.
И не зря: в углу стояла кровать, покрытая простыней. Под ней угадывались контуры человеческого тела… Тело не шевелилось. В комнате стоял тяжелый запах, на полу валялись несколько использованных презервативов и пара бутылок из-под вина. Нарколог оживился, подскочил к кровати и сдернул простыню…
Я обалдело смотрел на мертвую тетку. Черт побери!.. Я ее видел, точно видел. Но где?
Нарколог осматривал труп минут десять.
— Мертва недели две… Но хранили аккуратно, почти не испортилась. Кстати, ей делали вскрытие.
— Да? А могли ее… это… Уже после смерти?
Нарколог покопался еще несколько минут и кивнул:
— Могли… Даже очень могли. Притом не только туда, куда обычно: много новых отверстий появилось.
Я пошел подышать на воздух. Валера выскочил следом. Он был бледный, но довольный: коллегу часто раздражало, что мои прогнозы сбываются. Каждую мою ошибку он помнил лучше, чем свой телефон.
— Ты все еще считаешь, что наследственной некрофилии не бывает? Не бывает, да? Нашелся сексолог, мать твою в…
* * *Черт побери, но где я видел это лицо?.. У меня было такое впечатление, что если бы я вспомнил, все остальное тоже бы прояснилось…
Из дома вышел нарколог. Вид у него был удовлетворенный, хотя и немного растерянный.
— Ммм-да… Такого я лет двадцать не видел.
— Ничего себе… Я думал, такого вообще никто никогда не видел. Где прошла ваша молодость?
Нарколог ностальгически вздохнул, сел к нам в машину и закурил.
— Я тогда учился в медицинском… Помню страшную пьянку под новый год. Никогда не догадаетесь, где мы его встречали.
Я начал что-то подозревать.
— В морге?
Нарколог выронил сигарету:
— Ого… Вам бы в КГБ работать.
— Тьфу. Лучше дворником… Так вы нам сейчас расскажете, как ваш сокурсник напился и оттрахал тетку без головы?
Врач рассмеялся:
— Можете компроматом торговать. — Он достал новую сигарету. — Хотя шутки здесь плохие. У этого Павлова, по-моему, не все дома… парень был с хорошим сдвигом. Живой бабы, мне не кажется, у него так никогда и не было.
Мы с коллегой ошалело посмотрели на него.
— У кого?.. У Павлова?
* * *Когда мы вернулись в город, я навел некоторые справки, а потом поехал домой и пару часов в задумчивости курил, наблюдая, как осенний вечер превращает березовые заросли под окном в глухой лес. Ближе к вечеру я позвонил коллеге, наркологу, и мы вместе поехали к профессору.
Шаройко был нам опять рад. Он рассадил всех по местам и гостеприимно пытался напоить, а жена его крутилась вокруг и мешала ему напиться самому. Валерка рассказывал наркологу то, что мы выяснили в его отсутствие, а я еще раз вспоминал все, что мы делали за последние пару недель… О многом, если не обо всем, можно было догадаться заранее.
Собравшись с мыслями, я торжественно прокашлялся. Разговоры затихли.
— Ммм… Все это странно напоминает концовку детектива.
Профессор подошел к серванту:
— В хороших детективах всегда пьют виски. — Он достал бутылку и разлил всем грамм по сто пятьдесят.
Я покрутил рюмку в руке:
— Ммм-да… Не надо только напрягаться и пододвигать к себе бутылки потяжелее. Убийцы среди нас нет.
Нарколог, услышав про детектив, почему-то страшно возбудился. Он быстро опрокинул рюмку, и профессор тут же налил ему еще.
— Жутко люблю детективы… Надеюсь, убийца все-таки будет?
— Конечно, куда без него.
Коллега понимающе кивнул:
— Павлов?
— Да. Других подозреваемых уже не осталось, — я выдержал паузу.
— Итак, что мы имеем? Четыре убийства, даже пять: во-первых, Нины, во-вторых — Светы… елки, если бы не мы, она бы была еще жива… Третьим был сам Розенталь. Ладно, его не жалко. Четвертым (а по времени, наверно, первым или вторым) — мужик на деревенском кладбище… Помните, он ловил того, кто разрыл могилу его жены… Пятым был аспирант.
Вмешался профессор:
— Нет, Костя…
— Да, правильно. Он был единственным, кого заместитель Розенталя не убивал. Хотя был тогда совсем рядом.
Шаройко кивнул:
— Убийцей Кости был скорее Розенталь… Тот, которого самого убили лет так сто пятьдесят назад.
— Не будем забегать вперед… С чего все началось?
Еще в институте у Павлова были проблемы с женщинами. Точнее говоря, проблемы были, а женщин не было. И, черт, я должен был догадаться, чья это работа, еще до того, как вы, профессор, рассказали нам, что Розенталь приходил к вам вместе со своим заместителем…
Валерка перебил меня:
— Ну, это ты загнул… Как тут можно было догадаться?
— Просто… Помнишь, я тебе лекцию о некрофилах читал?
— Когда мы от профессора в первый раз вернулись?
— Да. Я и до этого тебе говорил, что в наследственную некрофилию не верю… Я думал об этом с самого начала, но только сегодня вспомнил, что нам в первый же вечер рассказала покойная теперь Света… Помнишь? Когда она упомянула о Павлове, я спросил ее, что он за человек. Это привычка журналистская, вдруг об этом придется писать — надо же знать, что о человеке можно сказать в нескольких словах. И она сказала что-то вроде «…бегает целый день по конторе, все вынюхивает, что не так… если хоть какая-то мелочь не на месте — скандал устраивает. Особенно к женщинам привязывается. И не дай бог ему хотя бы попробовать объяснить, в чем дело. Сразу начинает: „Что вы на меня орете? Ведете себя, как баба базарная. Как вам не стыдно? Женщина не должна так себя вести!“ Сумасшедший…» Помнишь?
— Да, теперь вспомнил. Так ты хочешь сказать, что…
— Что именно такой человек может оказаться неспособен нормально общаться с бабами, даже если ему нужно просто потрахаться… Его привлекает женское тело, но постоянно кажется, что женщины ведут себя как-то не так… Не так, как должны. Поэтому он понял, что ему нужна такая, которая вообще никак себя не ведет. Все это я уже говорил тебе, но только абстрактно, о заболевании вообще.