Выбрать главу

Но мои голосовые связки словно зажили собственной, обособленной жизнью, дикой и вольной.

— Не надо меня дурачить, командор, — ответил я. — Если вы наземная крыса, то я — мэр Тихо-сити. Готов держать пари, что вы на своём веку немало выпили на Марсе, — добавил я, обратив внимание на то, как забавно он поднимает стакан, глубоко укоренившаяся привычка к слабой гравитации, значительно более слабой, чем на Земле.

— Ну ты, потише. — Огрызнулся он, не двигая губами. — Почему ты так уверен, что я приезжий? Мы ведь незнакомы.

— Извините. — Отступил я. — Вы можете быть, кем хотите. Но я ещё не ослеп. Вы выдали себя с того момента, как вошли.

Он выругался про себя.

— Каким образом?

— Не стоит беспокоиться. Сомневаюсь, чтобы кто-то кроме меня это заметил. Просто я подмечаю вещи, на которые большинство людей не обращает внимания. — И вручил свою визитную карточку, может быть, несколько самодовольно. На свете есть только один Лоренцо Смиф, акционерная компания из одного человека. Да, я — «Великий Лоренцо» — стерео, развлекательные программы, камерные выступления — «Пантомимист и выдающийся художник-мимикрист».

Он пробежал её глазами и сунул в наружный карман — это меня обеспокоило: карточка стоила денег — превосходная имитация ручной гравировки.

— Кажется, теперь я понимаю, — тихо произнёс он, — но в чём моё поведение отличается от обычного?

— Я покажу вам, — сказал я. — Сейчас я пройду к двери так, как ходят земляне, а обратно вернусь походкой, которой вошли сюда вы. Смотрите. — Я проделал всё это; однако, возвращаясь к столику, немного утрировал его походку, чтобы он мог заметить разницу нетренированным взглядом, — ступни мягко скользят по полу, как по плитам корабельной палубы; тело слегка наклонено вперёд и занимает устойчивое положение, руки вытянуты вперёд, не касаются тела — всегда готовые ухватиться за что попало.

Была ещё дюжина деталей, которые невозможно описать словами; короче говоря, чтобы так ходить, нужно быть космонавтом, с его постоянно напряжённым телом и неосознанным балансированием. Горожанин всю жизнь перемещается по ровной поверхности, по гладким полам при нормальной земной гравитации, и ему ничто не угрожает. Другое дело — космонавт.

— Ну как, поняли, что я имел в виду? — Спросил я, опускаясь на стул.

— Боюсь, что да. — Кисло согласился он. — Неужели я действительно хожу так?

— Да.

— Хм-м-м… Возможно, мне придётся взять у вас несколько уроков.

— Это не худший вариант, — благосклонно кивнул я.

Некоторое время он сидел, разглядывая меня, затем начал говорить — по-видимому, изменив решение и сделав знак бармену наполнить наши стаканы. После этого залпом выпил свою порцию, расплатился за всё и гибким движением соскользнул со стула. — Подождите меня. — Тихонько сказал он.

После того, как он заказал выпивку, отказаться я уже не мог. Да, честно говоря, и не хотел: он был мне интересен. И это несмотря на то, что наше знакомство длилось не больше десяти минут; он был из тех очаровательных увальней, которых уважают мужчины, а женщины — так те и вовсе от них без ума.

Он пересёк зал своей гибкой крадущейся походкой и прошёл мимо столика у самых дверей, за которым сидели четыре марсианина. Не перевариваю их. Мне и в голову бы не пришло, что какая-то штуковина, похожая на бревно, украшенное тропическим шлемом, может требовать человеческих привилегий. Видеть не могу, как они отращивают свои псевдоконечности; на мой взгляд, это напоминает змей, выползающих из нор. Не нравится мне и то, что они могут одновременно смотреть во всех направлениях, не поворачивая головы, — если, конечно, у них есть голова. Но её наверняка нет. И я совершенно не выношу их запаха!

Никто не может обвинить меня в расовых предрассудках. Для меня совершенно не играет роли, какого цвета у человека кожа, к какой расе он относится и какую религию исповедует. Люди для меня всегда люди, а вот марсиане — какие-то предметы. По моим представлениям они даже и не животные. Если бы пришлось выбирать, я скорее согласился бы, чтобы со мной всё время жил дикий боров, чем марсианин. И то, что их свободно пускают в рестораны, посещаемые людьми, кажется мне совершенно возмутительным. Но, к сожалению, существует Договор: что с ним сделаешь?