Ни братьев Красовых, ни Мышкина с Рогожиным не принято считать двойниками, если отталкиваться от бахтинского понимания двойничества, под которым подразумевается пародийное удвоение идейной позиции одного персонажа в мировосприятии другого. В плане такого удвоения Рогожин и Мышкин совершенно не соотносятся. Братья Красовы по своим жизненным установкам противоположны и на двойников тоже не похожи. Однако для нас двойничество представляет собой архетип, реализующийся в сюжете. В этом плане обе рассматриваемые пары несут в себе признаки близнечного типа двойничества.
Здесь важным оказывается то, как реализуется конфликт персонажей в художественном мире каждого из произведений. У Достоевского соперничество Рогожина и Мышкина - существенный сюжетообразующий мотив. Конфликт становится очевидным со второй части романа, именно в ней достигает своего апогея, когда Рогожин пытается убить Мышкина.
Завершается противостояние, а вместе с ним и роман, совместным уходом персонажей в безумие. У Бунина конфликт братьев фактически является исходной точкой сюжетного развития. О сути этого конфликта сказано вскользь, и в дальнейшем повествовании акцентируется не различие позиций Тихона и Кузьмы, а сходство их судьбы. Таким образом, мотив соперничества в "Деревне" как бы вынесен за скобки основного повествования.
Близнечная модель двойничества с законсервировавшимся в ней концептом общей судьбы и негативной соборности становится структурой художественного языка лишь в результате контаминации с антагонистическим двойничеством. Взаимодействие двух этих типов приводит к тому, что конфликт двойников в близнечной структуре становится фиктивным, мнимым. В результате чрезвычайную активность приобретает художественное пространство, часто осмысливаемое как мир, в котором невозможно жить. Поэтому близнечный тип двойничества тяготеет к жанровой модели повести. В "Идиоте" мы имеем дело не с повестью, а с полифоническим романом, в котором совершенно определенно просматривается центробежная структура сюжета. Это приводит к тому, что линия Мышкина обособляется от линии Рогожина и становится ведущей.
Пространство в романе "Идиот" не обладает самостоятельной активностью и распадается на ряд экспериментальных площадок, обычно замкнутых (вагон, комната, уединенная скамейка, лестничная клетка и т.п.), на которых герои выясняют отношения.
Близнечная структура у Достоевского реализуется как бы "сверх" основного жанрового плана, вступая с ним в противоречие. Стоит обратить внимание на то, что герои романа часто пребывают в толпе. В этой толпе и голос Рогожина, и даже голос Мышкина звучат как реплики общего хора. И только в немногих эпизодах, где Мышкин с глазу на глаз оказывается Рогожиным, другие персонажи овнешляются, их голоса как бы сливаются, превращаясь в гул внешнего пространства. Наедине друг с другом персонажи достигают высочайшей степени взаимопонимания, но это взаимопонимание почему-то не может быть достигнуто, когда они оказываются на людях. Жанровая модель повести присутствует у Достоевского как подтекст романной модели; утопическое дороманное сознание пребывает в "Идиоте" как "подкорка" романного мира. Более старая, "старорусская", если так можно выразиться, модель повести в тексте романа "Идиот" предстает как структура, которую автор опровергает, но так и не может опровергнуть. Она становится тем "культурным голосом", который звучит вместе и на равных с голосом романа в его классическом виде. Такая культурная полифония, многоголосие структур и моделей приводит к тому, что концепт "нового Христа", который Достоевский хотел спроецировать на судьбу Мышкина, остается в романе недореализованным.
"Деревня" И.Бунина представляет собой классический образец повести. Ведущим началом здесь оказывается пространство и переживание этого пространства героями. Образ Дурновки становится у Бунина символом России, что неоднократно акцентируется в тексте. Поэтому близнечная модель в "Деревне" реализуется довольно последовательно, хотя и подвергается субъективизации. Дурновка все время дается то с точки зрения Тихона, то с точки зрения Кузьмы, и лишь в финале звучит "чистый" голос повествователя. Таким образом, близнечность у Бунина как бы возвращается к своему истоку, причем возвращается не только на уровне жанровокомпозиционных элементов, но и на уровне сюжетного развертывания.
Второе особенно любопытно. Сюжет начинается как трансформация исходной близнечной структуры, наделение ее чужым ей психологизмом, саморефлексией персонажей, "романностью", а завершается полным растворением главных героев в стихии коллективно-почвенного, а, следовательно, возвращением к исходной модели.