Даже себя самих братья склонны рассматривать как такие же "примеры". Они постоянно сравнивают себя с другими, размышляют о собственной "русскости", особенно Кузьма. Сентенции вроде "Чуть не вся Дурновка состоит из Красовых!"(98), формально принадлежащие повествователю, выражают мировосприятие персонажей. Бунинские братья, Тихон и Кузьма, часто спорят о русском народе и его судьбе. В этих спорах конкретные человеческие судьбы выступают как примеры всеобщего, имя собственное становится нарицательным: "Кузьма вскочил с места. - Господь, господь! - воскликнул он фальцетом. - Какой там господь у нас! Какой господь может быть у Дениски, у Акимки, у Меньшова, у Серого, у тебя, у меня?"(205).
Наделенные ярко выраженной способностью к рефлексии, братья Красовы тем не менее не ощущают себя субъектами истории, постоянно жалуясь на вынужденность собственного существования. Но и частью коллективного целого они себя уже не чувствуют, ибо братья - отщепенцы, маргиналы.
Тихон - помещик, хозяин, выбившийся из мужиков; Кузьма - интеллигентсамоучка. Но обоим братьям необходимо признание и уважение "деревни", целого, от которого они оторвались.
Когда Тихон "доконал" потомка обнищавших Дурново и "взял дурновское именьице", мужики "ахнули от гордости"(98). Когда Кузьма начал свою поэтическую деятельность, то стал писать, "подделываясь под базарный вкус"(150). Однако желание нравиться простому люду уживается и у Тихона, и у Кузьмы с раздражением против коллективного консерватизма.
Подобно Фоме и Ереме их повести XVII века, Тихон, а особенно постоянно меняющий род занятий Кузьма, воспринимаются народом как чужаки, даже шуты: "Да мало того: он шутом стал!"(о Кузьме) (156). И Тихон, и Кузьма считают себя неудачниками, людьми бессмысленно растратившими свою жизнь. Но также бессмысленно, с их точки зрения, проходит и жизнь других людей. Она полна немотивированно жестоких, диких выходок.
Мир, окружающий братьев Красовых, мрачный, беспросветный, голодный, холодный, нищий, вшивый, увечный. Это как бы жизнь наизнанку, которая подобна немой стряпухе, истаскавшей дорогой заграничный платок, подарок Тихона, на "обратную сторону", напрасно дожидаясь праздника. Но таковым мир видится братьям. Видение преломлено через их пространственную, временную и психологическую точки зрения. Антиутопическое пространство у Бунина не объективно, а субъективизировано. Сюжет повести во многом развертывается как переживание братьями Красовыми бескрайнего пространства. Мотив дороги, присутствующий в повести Бунина, тем не менее лишен коннотации направленности. Дорог много, но все они, как в тупик, упираются в Дурновку, где "руки отваливаются от дела": "И дворов-то в этой Дурновке всего три десятка. И лежит-то она в чертовой яруге: широкий овраг, на одном боку - избы, на другом - усадьбишка"(113).
Пространство является не только художественным центром повести Бунина, но и его главным и самым активным "персонажем". Люди органическая часть этого пространства, и пытающиеся оторваться от него братья Красовы обречены на вымирание. Братья, с одной стороны ненавидят "деревню", а с другой - именно по "деревне", по ее общинным ценностям и устоям соизмеряют свою жизнь. Тихон мечтает о наследнике, ради которого тянется из года в год хозяйственная "каторга". Кузьма одержим идеей просвещения "несчастного народа". Состояние родового целого, слитого с пространством, вызывает у братьев, ощущение неправильности, неблагополучия. Окружающий мир представляется им как антиутопия, в которой жизнь неотличима от смерти, а сон от яви: "Спал Тихон Ильич плохо, мучительно скрипел зубами <...> Иногда казалось, что он на постоялом дворе в Данкове, что ночной дождь шумит по навесу ворот и поминутно дергается, звонит колоколец над ними, - приехали воры, привели в эту непроглядную темь его жеребца и, если узнают, что он тут, убьют его... Иногда же возвращалось сознание действительности. Но и действительность была тревожна. Старик ходил под окнами с колотушкой, но то казалось, что он где-то далеко-далеко, то Буян, захлебываясь, рвал кого-то, с бурным лаем убегал в поле и вдруг снова появлялся под окнами и будил, упорно брехал, стоя на одном месте. Тогда Тихон Ильич собирался выйти, глянуть, - что такое, все ли в порядке. Но как только доходило до того, чтобы решиться, встать, как гуще и чаще начинал стрекотать в темные окошечки крупный косой дождь, гонимый ветром из темных беспредельных полей, и милей отца-матери казался сон..."(127).