Из-за шума воды Катилина не услышал, как к нему приблизилась Семпрония, и даже вздрогнул от неожиданности, когда она нежно коснулась рукой его спины.
— Извини, дорогой, что заставила тебя ждать, — произнесла женщина низким бархатным голосом и, обернувшись к двери, хлопнула дважды в ладони.
В тот же самый момент в перистиле возникли слуги, будто они все время стояли там, за дверью, дожидаясь сигнала госпожи. Слуги внесли три столика из черного дерева, два легких кресла и подставки для ног. На одном из столиков разместились два халцедоновых кубка, отражающих мерцающее пламя светильников, а также небольшой глиняный сосуд-холодильник; на другом столе появилась большая ажурная ваза из серебра, наполненная фруктами; на третьем — чаша с ароматизированной водой для мытья рук и вышитые льняные салфетки.
— Посидим здесь, пока не спадет жара, — Семпрония сделала легкий жест рукой, и слуги исчезли из перистиля так же быстро и бесшумно, как и появились.
Семпрония вынула из глиняного холодильника темный кувшин, расписанный белыми лилиями, и, наполнив вином кубок, подала его гостю.
— Хиосское, из Греции, — пояснила она. И добавила с ироничной улыбкой. — Я знаю, ты предпочитаешь пить вино по-скифски, не разбавляя водой.
Соблюдая ритуал, Катилина поднялся и с легким поклоном принял кубок из рук хозяйки.
— В твоем доме нельзя иначе, — ответил он. — Здесь столько воды, что просто грех наливать ее еще и в вино. А ты не выпьешь со мной? Или твой древний род свято блюдет законы Ромула? Помнишь, как там сказано про женщин? «Суду сородичей подлежит прелюбодеяние и питие вина, если на нем поймают».
— Вот именно — «если поймают», — засмеялась Семпрония и, налив себе немного вина, разбавила его теплой воды.
— Да пошлют тебе боги вечную молодость, удивительная женщина! — сказал с чувством Катилина, глядя неотрывно в серые бездонные глаза Семпронии, и залпом осушил кубок с прохладным ароматным напитком.
Семпрония, как всегда, эффектная, грациозная, выглядела гораздо моложе своих лет. Сегодня она была без повязки, поддерживающей грудь, но от этого ее бюст еще выразительней вырисовывался под легкой туникой. От розовой туники исходил резкий, но приятный, волнующий запах совсем свежей, не стиранной ни разу ткани, — его не могли забить даже благовония, которыми изобильно пользовалась красавица.
— А где твой сын? — спросил Катилина.
— Децим Альбин? Он, как всегда, с Юлием Цезарем. Альбин его просто обожает. Они сегодня уехали компанией куда-то к морю… Бери фрукты, Луций. Они из твоей любимой Африки.
— Ты хочешь, чтобы они застряли у меня в горле? — усмехнулся Катилина.
— Да, кстати, чем ты так досадил африканцам, что они прислали сюда своих жалобщиков?
— И до тебя дошло? Откуда я знаю, что ими двигало. Если бы я воровал, как все, то, наверное, не было бы никаких жалоб. Но поскольку я попытался там кое-кого приструнить, им это, естественно, не понравилось. Не успел я вернуться в Рим, как сюда примчалась бойкая свора мерзавцев с жалобой на то, что я их якобы притеснял и тиранил. Ты же знаешь, что я в этом году решил выставить свою кандидатуру на консульских выборы, так что вполне возможно, что кто-то пожелал таким образом отстранить меня от участия в них.
— Я слышала, — сказала Семпрония, — сам Цицерон выразил готовность выступить в качестве твоего защитника в суде.
Она отщипнула ягоду от кисти винограда и, переменив позу, облокотилась о ручку кресла, отчего край ее туники приподнялся, давая возможность лицезреть красивый изгиб ноги, оплетенной кожаными завязками сандалии.
— Это-то меня как раз и настораживает, — сказал Катилина. — После истории с сестрой его жены Теренции, — а он у нее, как ты знаешь, под пятой ходит, — он должен был бы чураться меня.
— Кстати, дело прошлое, уж признайся откровенно: ты действительно согрешил тогда с прелестной весталочкой?
— Да нет же, клянусь тебе, нет. Я вообще не знаю, зачем Теренции нужен был весь этот скандал. Ведь окажись, что ее сестрица действительно нарушила обет девственности, несчастную замуровали бы живьем.
— Ну, во-первых, наши священные законы теперь не столь уж неукоснительно соблюдаются, а, во-вторых, Теренция пыталась представить дело так, будто ты силой взял весталку. Что, в общем-то, на тебя похоже…
— Да нет же. По-моему, вся эта возня была направлена не столько против меня, сколько против ее сестры… Не пойму до сих пор, что тогда двигало Теренцией. Может быть, она завидовала красоте своей сестры, ее положению?.. Хотя, по мне, почести и привилегии, которыми пользуются весталки, не могут идти ни в какое сравнение с радостями любви…