Девушка выпрямилась так, чтобы её грудь была лучше видна. Прикусила губу, смущённо посмотрела и отвела взгляд. Да она заигрывает….
Её источник — слабенький, третьего ранга — пульсировал нестабильно, выдавая волнение. Но не ужас, не отчаяние, а тревожное ожидание. Словно она готовилась к чему-то, репетировала свою роль.
— С ним всё в порядке, — помог ей подняться, придерживая за локоть.
Кожа девушки была холодной и влажной, как у лягушки. Или мне это лишь показалось? Через новое зрение я видел, как энергия в её источнике на мгновение застыла, когда наши руки соприкоснулись, а потом забегала быстрее, словно перепуганные мальки в пруду.
Иголочка правды была зажата между пальцами моей свободной руки. Хотелось, чтобы я оказался не прав. Рыженький не видит, что я сделал. Если она всё хорошо ответит… Значит, моё чутьё меня подвело, и это будет один из редких случаев в обеих жизнях.
Я незаметно воткнул иголку в Евдокию. Девушка замерла, как статуя. Её глаза расширились, зрачки сузились до размера булавочных головок. Мой яд подействовал мгновенно. Я видел, как по каналам её источника побежала тонкая алая нить, отравляя волю и развязывая язык.
Первый раз наблюдаю, как именно работают моя магия и иголка «правды». Возникла пауза, пока изучал. Тряхнул головой.
— Расскажи, почему Лампа решил перескочить ранг, хотя это очень опасно? — спросил, глядя ей прямо в глаза.
— Я его направила, — открыла рот девушка и сразу же захлопала глазами, не понимая, почему слова вырываются против её воли. — Толкала, подговаривала.
Тень паники пробежала по лицу. Евдокия попыталась прикрыть рот рукой, но тело отказывалось подчиняться. Я видел, как она борется с желанием говорить, но яд правды уже работал, разрушая преграды между мыслями и словами.
— Зачем? Это могло его убить, — уточнил, не сводя с неё взгляда.
— Он должен стать сильнее, полезнее роду, тогда вы будете его больше ценить, платить, — слова вытекали из неё, как вода из пробитой бочки. — А значит, если бы он на мне женился, я могла бы получить ко всему этому доступ. Из того, что услышала, поняла:вы его очень цените. Умер бы он, а я бы была на вашем содержании.
Её руки начали дрожать, глаза наполнились слезами, но не от раскаяния, а от стыда и страха разоблачения. Теперь она понимала, что я знаю правду, и это приводило девушку в ужас.
— Понятно, — кивнул, чувствуя горечь во рту. — Ещё что-то?
— Та сучка! — выдохнула Евдокия с внезапной яростью, её лицо исказилось. — Ольга, она начала догонять моего мальчика в умениях. А ещё может ноги перед вами раздвинуть и стать полезнее, чем Евлампий. Нужно было её обойти, показать на её место!
Ревность, значит. Обычное человеческое чувство, превращённое в оружие. Покосился на застывшую фигуру Лампы. Сквозь лёд не было видно его лица, но я представлял, что сейчас творится в душе рыженького.
— Тебе-то какая разница? — хмыкнул, отступая на полшага.
— Большая! Я обычная дворовая девка, у меня никакого будущего, — лицо девушки сморщилось от бессильной ярости. — Родители рабы, я рабыня. А так могла бы стать человеком. Хотела использовать Лампу, подняться, деньжат поднакопить. Он же верит во всё, что я ему говорю. А там привела бы себя в порядок и, глядишь, за имперского аристократа бы выскочила, когда он скоропостижно скончался.
Слова лились потоком, обнажая корыстную, расчётливую натуру. Никакой любви, только холодный расчёт и желание выбраться из нищеты любой ценой. Даже если эта цена — жизнь другого человека.
Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Не от страха, а от отвращения. Бедность была всегда… Во всех мирах. Пример — мои родные родители, которые продали сына Совету аристократов. Им было плевать, что со мной сделают, как я буду жить. Детей и так много… Главное — пожить сладко. Видел я, и как богатые прогнивали насквозь. Проблема тут не в деньгах, их наличии или отсутствии, а в конкретном человеке.
— И не жалко тебе парня? — задал ещё вопрос, хотя уже знал ответ. Чисто из любопытства. Насколько глубоко может зайти её цинизм?
— А чё желеть-то? — плакала моя служанка, понимая, сколько она уже всего наговорила. — Хочешь жить — умей вертеться. Кто же знал, что он такое ничтожество и у него ничего не получится? Лучше бы помер… Так бы на чувствах жалости я бы от вас чего получила.
Слёзы текли по её щекам, оставляя грязные дорожки на нечистой коже. Но плакала она не от раскаяния, а от страха за свою шкуру. Маска влюблённой девушки окончательно спала, обнажив существо, готовое на всё ради выживания.
— Умоляю, господин… — рыдала девка, сползая на колени. — Не убивайте!