Но самое интересное было в его глазах. Там читалось множество эмоций одновременно: страх, удивление, попытка изобразить облегчение, плохо скрываемая вина. Булкин пытался улыбаться, но улыбка получалась натянутой и фальшивой.
— Павел! — развёл он руками. — Я так рад тебя видеть! Сколько лет сколько зим прошло!
Голос звучал слишком громко, слишком весело. Перебор с эмоциями — кто-то явно репетировал, пока шёл сюда.
— Что же ты не предупредил, что собираешься к нам? — продолжал он, тяжело опускаясь в кресло за столом. — Я бы организовал настоящий праздничный ужин для моего дорогого партнёра и почти члена семьи!
Пружины кресла жалобно скрипнули под его весом. Булкин попытался принять солидную позу, но всё равно выглядел, как испуганный кабан, загнанный в угол.
— Представляешь, — продолжал он, явно пытаясь перехватить инициативу в разговоре, — моя дочь только недавно спрашивала, когда же ты наконец приедешь свататься. Девочка уже вся в нетерпении, мечтает о свадьбе с героем войны!
Он смеялся, но смех получался истеричным. Пот продолжал течь по лицу.
В кабинет заглянул помощник Булкина — тот самый, которого я видел раньше. Мужчина лет сорока-пятидесяти, с аккуратной бородкой и умными глазами. В руках у него была привычная стопка папок.
Когда все участники предстоящего разговора заняли свои места, я махнул рукой. Игра началась.
— Ну, рассказывай же! — Булкин не унимался, пытаясь задать тон беседе. — Как там на войне было? Слышал, что ты в Османской империи настоящие чудеса творил!
Он наклонился вперёд, изображая живой интерес.
— Мир с турками подписывал лично, дослужился до капитана за какие-то месяцы! — продолжал мужик восторженно. — Выдающийся молодой человек! Ещё и титул бея получил от султана, и земли в придачу, и красавицу-жену турчанку!
Тут он попытался подмигнуть мне, но получилось больше похоже на нервный тик.
— Честное слово, я почти ревную! — засмеялся фальшиво толстяк. — На моей дочке ещё не женился, а уже вражескую красотку заполучил! Ох и расскажет она мне потом за это…
Пальцы его барабанили по подлокотникам кресла в нервном ритме. Левый глаз подёргивался.
— Гаврила Давыдович, — начал я спокойно, не меняя расслабленную позу на диване. — Я тоже очень рад вас видеть. Можно даже сказать, что по-настоящему скучал по нашим беседам.
Моя улыбка была вежливой, но холодной.
— У вас, случайно, уши не горели в последнее время? — продолжил задумчиво. — Просто я так часто вспоминал вас, особенно недавно. Прямо навязчивые мысли какие-то.
Булкин попытался рассмеяться, но смех застрял в горле. Он несколько раз сглотнул, пытаясь увлажнить пересохшие губы.
— Очень приятно слышать! — выдавил наконец толстяк. — Значит, наша дружба и партнёрство действительно много для тебя значат!
Он даже пустил скупую слезу, но взгляд при этом оставался настороженным, изучающим.
Мои пальцы медленно и ритмично барабанили по кожаной обивке дивана. Негромко, почти беззвучно, но этот стук отчётливо слышался в тишине кабинета. Булкин нервно следил за моими руками, а затем перевёл взгляд на лицо.
Помощник в углу стоял неподвижно, но я видел, как напряжены его плечи. Он чувствовал атмосферу надвигающейся грозы.
— Знаете, — продолжил я после паузы, — когда был в Османской империи, мне довелось посетить много интересных мест. Константинополь, конечно, произвёл впечатление, но особенно запомнился Бахчисарай.
Я сделал паузу, наблюдая за реакцией собеседников.
— Очень красивый город, между прочим, — продолжил задумчиво. — Узкие улочки, старинная архитектура, восточный колорит. Много торговцев со всего мира, богатые базары с товарами из далёких стран.
Булкин кивал, пытаясь изобразить вежливый интерес к моим путевым заметкам.
— Но больше всего меня заинтересовали местные торговцы лекарствами и зельями, — продолжил я. — Знаете, в условиях войны спрос на качественную алхимию просто огромный. Турки готовы платить любые деньги за эффективные лечилки, зелья выносливости, восстановления магии.
Глаза Булкина слегка расширились, а помощник в углу замер. Сработало.
— И представьте моё удивление, — голос стал мягче, почти доверительным, — когда я обнаружил там товар, который показался мне до боли знакомым.
Повисла напряжённая тишина. Только тиканье часов на каминной полке нарушало мёртвое молчание.