Мать застыла. В тёмных глазах мелькнул страх — чистый, первобытный ужас. Она попятилась, и её лицо исказила гримаса. Перевёртыш зашипела, принимая истинную форму. Но скорпикоз не дал ей завершить трансформацию.
Клешня ударила с невероятной для такой туши скоростью. Воздух свистнул, рассекаемый зазубренными краями. Щупальца отлетели, превращаясь в чёрный дым. Мать взвыла и ударила магией земли. Почва под скорпикозом тут же вздыбилась острыми пиками, но его панцирь даже не поцарапало. Камни крошились о сегментированные пластины, осыпаясь бесполезной пылью.
Сука метнулась вправо, превращаясь в дымку, но жвала сомкнулись на её материализовавшемся плече. Влажный хруст разорванной плоти смешался с утробным рычанием. Монстр выплюнул кусок, словно гадкую еду. Чёрная кровь сочилась между его зубов, смешиваясь со светящейся жидкостью.
Рана на теле перевёртыша затянулась, но скорпикоз уже примеривался для нового укуса. Его фасеточные глаза горели багровым огнём, пластины панциря вздымались и опадали, словно тварь дышала всем телом.
Мать создала вокруг себя вихрь из камней и земли, пытаясь ослепить противника. Бесполезно… Клешни прорезали завесу, как бумагу. Она отпрыгнула, оставляя в пасти монстра новый кусок плоти, но скорпикоз не давал ей превратиться в дым. Каждый раз его массивное тело преграждало путь к отступлению.
Внезапно хвост с жалом метнулся вперёд змеиным броском. Остриё, покрытое чёрным ядом, пробило грудь перевёртыша насквозь. Светящаяся жидкость на жвалах скорпикоза забурлила, словно он предвкушал агонию жертвы.
Вспомнились слова дяди Стёпы об этом яде: «От него нет противоядия, ничто живое не может исцелиться». Я начал медленно пятиться к Николаю, не отрывая взгляда от жуткой сцены.
Вокруг раны в груди матери расползались чёрные нити, похожие на паутину. Они пульсировали под кожей, распространяясь всё дальше. Её тело содрогалось, судорожно меняя формы: человек, монстр, дым, снова человек. Каждое превращение становилось всё более искажённым, словно яд разрушал саму способность к трансформации.
Скорпикоз вырвал жало. В лунном свете стала видна сквозная дыра в теле перевёртыша от груди до спины, края начали крошиться. Тварь занесла клешни для последнего удара.
Внезапно мать запрокинула голову и издала ультразвуковой крик. Звук был такой силы, что заложило уши. Мир перед глазами поплыл, земля под ногами качнулась. Даже могучий скорпикоз на мгновение замер, его пластины задрожали от вибрации.
— Тебе конец! — различил я сквозь звенящую пустоту в голове. В её голосе смешались боль и ярость. — Я вернусь, и никто тебя не защитит! Хотя… — издевательский смешок прорезался сквозь писк. — Попробуй выжить после встречи с ним.
Её искорёженное тело задрожало, превращаясь в густую дымку. Чёрный туман метнулся к серой зоне, просачиваясь сквозь восстановившийся барьер. Скорпикоз бросился следом, но с глухим ударом впечатался в невидимую преграду. Клешни заскрежетали по границе серой зоны, высекая искры. Жвала щёлкали в бессильной ярости, пытаясь прогрызть путь. Хвост с жалом хлестал по воздуху, оставляя светящиеся следы.
— Сука! — выругался я, доставая из пространственного кольца лечебные эталонки.
Николай лежал около расщеплённого дерева. В тусклом свете луны было видно, как неестественно вывернута его рука. Белая кость торчала сквозь разорванную кожу и ткань рубашки. Грудь вздымалась неровно, каждый вдох сопровождался влажным хрипом. У парня явно сломаны рёбра.
Залил раны первой эталонкой. Зелье впиталось, окутывая повреждения голубоватым сиянием. Вторую бутылку поднёс к его губам:
— Давай, Коля, глотай.
Тёркин закашлялся, но часть зелья всё же проглотил. Третьей эталонкой я промыл открытые раны. Послышался влажный хруст — кости начали срастаться. Николай замычал от боли, его тело выгнулось дугой.
За спиной продолжал бесноваться скорпикоз. Его массивное тело било по барьеру с такой силой, что земля дрожала. Клешни оставляли в воздухе светящиеся борозды, жвала щёлкали, выплёскивая светящуюся жидкость. Багровые глаза горели яростью существа, упустившего добычу.
Хвост с жалом хлестал по границе, каждый удар сопровождался вспышками энергии. Пластины панциря вздымались и опадали. В щелях между сегментами пульсировало багровое сияние, делая монстра похожим на исполинский фонарь.
Тварь не оставляла попыток прорваться в серую зону. Она била, царапала, пыталась прогрызть путь. Но барьер держался. Та же сила, что не давала монстру выйти наружу, теперь не пускала его обратно.