С горем пополам я справился с одеванием. Однако, ощупывая её тело, почувствовал что-то странное — некую магическую аномалию, которая показалась знакомой. Я отошёл на пару шагов и сосредоточился, всматриваясь в её ауру. И тут осенило. Это проклятие некроманта — то самое, которым одарили меня. Вот только в её теле нет того, что должно было убить носителя. Интересно… Очень интересно.
Получается, когда я ударил её мечом некроманта, то каким-то образом передал проклятие? И это изменило сущность королевы скорпикозов? Ещё одно открытие в копилку знаний о мире, в котором слишком многое оставалось для меня загадкой. А что, если?.. Я порылся в пространственном кольце и извлёк флягу с зельем от заражения мечом некроманта — то самое, которое мне досталось от Дрозда. Отвинтил крышку и налил немного в колпачок.
— Выпей это, — протянул жидкость Лахтине.
«Ты хочешь отравить меня⁈» — возмутилась она мысленно.
— Если бы хотел, давно бы сделал, — отрезал я. — Пей!
С недоверием она взяла колпачок и вылила содержимое себе в рот, тут же скривившись от горького вкуса. В следующее мгновение её тело засветилось ослепительным сиянием.
Я отступил на шаг, прикрывая глаза рукой. Когда свечение погасло, передо мной стоял… скорпикоз. Правда, значительно меньше, чем был раньше, — размером примерно с лошадь. Но это определённо была Лахтина, даже хвост полностью восстановился, включая жало. Вот только я не подумал об одежде… Ткань разорвалась в клочья, которые теперь валялись на земле вокруг монстра.
«Я снова я! Я снова великая Щанамах-Морха Лахтина Архичэшлюа! — её мысленный голос звенел от счастья. — Ты вернул мою истинную форму! Я готова поделиться с тобой своим ядом, если выпустишь меня из серой зоны!»
Я молча смотрел на часы. Ровно через шестьдесят секунд свечение снова охватило тело Лахтины. И вот перед нами опять стоит голая девушка. На её лице отразился неподдельный ужас.
«Что ты сделал⁈» — она рухнула на колени, вцепившись тонкими пальцами в землю.
Слёзы текли по её щекам, плечи дрожали от рыданий. Минута, значит? Неплохо, очень неплохо. А что, если?..
Я увеличил дозу зелья — налил на два колпачка — и снова заставил её выпить. Свечение, трансформация… Лахтина вновь стала скорпикозом. На этот раз эффект продержался ровно две минуты, после чего она опять превратилась в человека.
— Отлично! Отлично! — я не смог сдержать улыбку.
Внутренний хомяк довольно потирал лапки. Это было потрясающее открытие! Ручной монстр, который может менять форму по моему желанию. Представил, как закидываю её во вражеский лагерь… Все видят обычную девушку, а потом — бац! — и перед ними скорпикоз с ядовитым жалом. В итоге все мертвы, а улик нет, только голая худая девушка, которая ещё и говорить не может. Кто же заподозрит такую лапочку в бесчинствах? Никто!
Лахтина тем временем, отчаявшись, упала на колени передо мной.
«Умоляю! Верни мой облик! Я не могу… Не могу оставаться такой!» — она обхватила мои ноги, пачкая штаны слезами и соплями.
Я даже не взглянул на неё, погружённый в свои мысли. План постепенно обретал чёткость. Королева будет моим секретным оружием, а я…
— Встань, — наконец произнёс, глядя на жалкую фигуру у своих ног. — Так не подобает себя вести ни королеве, ни человеку.
Она медленно поднялась, пошатываясь. Её глаза были красными от слёз, руки дрожали.
— Я буду стараться найти способ вернуть тебе твой облик, — сказал, тщательно подбирая слова. — Жидкость, которая у меня есть, даёт лишь временный эффект. Но я верю, существует то, что поможет навсегда… Однако за это придётся платить.
«Чем?» — с подозрением спросила девушка.
— Службой, — коротко ответил я.
«Что⁈ — взорвалась королева в моей голове. — Я, Щанамах-Морха Лахтина Архичэшлюа, Первая из Жалящих, Величайшая Скорбь Глупцов, Хвост Заката, Несущая Тысячу Ужасов, должна служить какой-то обезьяне⁈ Ты в своём уме⁈»
Я поднял руку, прерывая поток её возмущения:
— Ты сама сейчас никто. Мусор. Оставлю тут — сожрут монстры, которые раньше были для тебя не больше букашек. Вот это позор… Представь: великая королева, съеденная каким-нибудь иглокротом или огнелисом. Что скажут твои подданные? Как это повлияет на память о тебе?
Она молчала, но в её глазах отражалась внутренняя борьба.