Капитаном снова овладело отчаяние. Он жестом прогнал Тэда и, усевшись на корабельном сундуке, впал в мрачное раздумье.
Как только судно вышло в открытое моря, он поднялся на палубу и принял команду. Единственным измененном в его костюме было то, что дамскую шляпу он заменил зюйдвесткой, и свои обязанности выполнял в этом наряде, а несчастный Томми продолжал носиться по палубе в одеяле. Три дня в море прошли, как дурной сон. Капитан посматривал на всех с такой завистью, что матросы, проходя мимо, инстинктивно хватались за брюки и быстро застёгивали куртки на все пуговицы. Отбросив мысли о славе, он в гавань Батлси решил войти ночью, но так не вышло. Ветер вдруг упал, и солнце было уже высоко, когда они завидели на горизонте Батлси.
Капитан продолжал стоять у руля, пока до гавани оставалось не больше, как с милю. Тогда его руки как-то вдруг ослабели, и он тревожно стал посматривать вокруг, ища глазами помощника.
— Где Боб? — крикнул он.
— Он очень болен, сэр, — сказал Тэд, качая головой.
— Болен? — удивился капитан. — А ну-ка, стань у руля на минуту.
Он передал руль Тэду и, подобрав юбку, быстро спустился в трюм. Помощник сидел на своей койке, согнувшись в три погибели, и страшно стонал.
— Что с тобой? — спросил капитан.
— Умираю, — простонал помощник. — Такие колики в животе, что прямо нельзя терпеть. Не могу даже разогнуться.
Капитан слегка откашлялся.
— Ты лучше разденься и ляг в постель, — сказал он мягко. — Давай я помогу.
— Нет… не беспокойтесь, — сказал помощник, тяжело дыша.
— Никакого беспокойства нет, — сказал капитан с дрожью в голосе.
— Нет, мне так лучше… одетому, — чуть слышно произнёс помощник. — Я всегда думал, что лучше мне умереть одетым, в форме. Может, это и глупо, но такое моё желание.
— Твоё желание когда-нибудь сбудется, подлый негодяй! — выругался капитан, нервы которого были напряжены до крайности. — Ты симулируешь болезнь, хочешь, чтоб я сам ввёл судно в гавань.
— А разве это плохо? — отвечал помощник с видом невинного удивления, — это ваша обязанность, как капитана. Вы лучше скорей идите на палубу. Мель у устья реки часто меняет место.
С трудом сдерживая охвативший его снова гнев, капитан поднялся на палубу и стал у руля. Судно уже входило в гавань.
Когда «Сара Джен» подошла к берегу, на набережной было всего два-три человека. Но это число быстро возросло до двух-трёх десятков и продолжало увеличиваться с каждой секундой. Большая часть населения порта уже толпилась на набережной. Все вытягивали шеи, заглядывая через плечо другу друга, и задавали капитану самые несуразные вопросы. Весть долетела и до владельца шхуны, и тот прибежал на набережную как раз в ту минуту, когда капитан собирался уже спуститься в трюм.
Мистер Пирсон на набережную прибежал в страшном волнении и гневе. Но когда он увидел капитана в юбке, он так принялся хохотать, что три человека поддерживали его, чтобы он не свалился от смеха, и чем мрачнее становилось лицо капитана, тем сильнее мистера Пирсона одолевал смех. Наконец, ему помогли взобраться на борт. Вслед за капитаном он спустился в трюм и, держась за бока от смеха, потребовал у него объяснения.
— Такой весёлой картины я не видал за всю свою жизнь, Бросс, — сказал мистер Пирсон, когда капитан кончил рассказывать. — Всю эту неделю я не знал, куда деваться от скуки, а теперь с меня всё как рукой сняло… Не говорите глупостей, что вы отказываетесь от службы. Я ни за что теперь не расстанусь с вами, и если вы хотите набрать новую команду и взять себе другого помощники, то я даю вам на это полное право. Я только хотел бы, чтобы вы пошли со мной и показались миссис Пирсон: ей что-то нездоровится сегодня. Это её сразу вылечит. Скорей надевайте свою шляпку и идёмте!
Трое за столом
Я только что вернулся из Китая и решил поехать в деревню пожить у своего дяди. Но, приехав к ному, я нашёл его дом заколоченным, и мне сказали, что вся семья уехала на юг Франции и должна вернуться через несколько дней. Я решил эти несколько дней пожить в гостинице.
Первый день я провёл довольно хорошо, но к вечеру почувствовал такую тоску в старой, мрачной гостинице, где я оказался единственным посетителем, что на следующее утро решил на целый день отправиться на прогулку.
Я вышел из гостиницы в прекрасном настроении. День был ясный и морозный. Местность была ровная, с частыми перелесками; по дороге иногда попадались деревни.
Увидев, что зашёл слишком далеко, я свернул на просёлочную дорогу, собираясь пройти обратно другим путём. По обе стороны этой дороги отходили тропинки, но, когда я сворачивал на них, они приводили меня в открытые луга и болота. Тогда я решил положиться на небольшой компас, висевший у меня на часовой цепочке, и пошёл домой напрямик, по лугам и болотам.
Когда я зашёл далеко в болото, белый туман, висевший по краям канав, начал заволакивать всё окружающее меня пространство. Но благодаря компасу я шёл всё вперёд и вперёд, спотыкаясь по кочкам и попадая в замёрзшие канавы. Вдруг быстро начало темнеть, я я должен был сознаться самому себе, что заблудился.
Компас был для меня теперь бесполезен. Я бесцельно шёл, не зная куда, и изредка громко кричал, чтобы обратить на себя внимание случайного пастуха или фермера. Наконец, счастье улыбнулось мне: я почувствовал под ногами твёрдую почву. Это была дорога, и вскоре я услышал впереди себя чьи-то шаги.
Когда человек, который шёл мне навстречу, поравнялся со мной, я увидел, что это был фермер. Он вывел меня на широкую дорогу и дал подробные указания, как дойти до ближайшей деревни, находившейся приблизительно в трёх милях.
Я чувствовал себя настолько усталым, что три мили показались бы мне теперь за десять. Заметив в стороне от дороги слабый свет в окне какого-то дома, я указал на этот свет незнакомцу. Незнакомец слегка вздрогнул — так мне показалось — и с беспокойством огляделся вокруг.
— Я не советую вам ходить туда, — быстро сказал он.
— Почему? — спросил я.
— Там что-то есть… — нерешительно начал он. — Я не могу сказать, что именно, но в этом доме когда-то жил содержатель игорного притона, и с тех пор о нём идёт дурная слава. Одни говорят, что около дома бродит помешанный; другие утверждают, что это не человек, а зверь. Но что бы там ни было, я советую вам подальше держаться от этого дома.
— Я советую вам подальше держаться от этого дома.
— В таком случае я пойду этой дорогой, — сказал я. — Покойной ночи!
Я направился по дороге, которую он мне указал. Но скоро эта дорога разделилась на три, и я не мог решить, которую из трёх я должен выбрать. К тому же я порядочно замёрз и чувствовал себя страшно усталым. И потому, хотя не без колебаний, я повернул обратно и направился к дому, стоявшему в стороне от дороги.
В доме было темно и тихо. Я уже пожалел о своей храбрости, но делать было нечего. Я поднял палку и постучал ею в дверь.
Подождав минуты две, я постучал ещё раз. Внезапно дверь распахнулась. Передо мной стояла высокая худая старуха со свечой в руке.
— Что вам надо? — спросила она грубым голосом.
— Я заблудился, — мягко сказал я, — и хочу просить вас показать мне дорогу на Ашвиль.
— Не знаю, — сказала старуха.
Она уже хотела захлопнуть дверь, как вдруг из комнаты вышел старик, высокого роста, широкоплечий, и подошёл к нам.