Несмотря на серьезность положения, я не был особенно расстроен. В самом деле, кроме страстного желания лечь в постель, я испытывал еще невероятное и самое искреннее чувство облегчения при мысли о том, что с этим делом раз и навсегда все покончено. Стюарт Норскотт мне порядком надоел, и я находил странное удовольствие при мысли, что снова стал Джоном Бертоном, хотя бы и обвиненным в убийстве...
Наш экипаж тем временем, остановился перед Боунэ. Мы вошли в канцелярию, большую и очень опрятную комнату, где стояли два американских бюро. За одним из них сидел человек с военной выправкой, но в штатском. Он что-то писал.
- Это - мистер Джон Бертон! - доложил мой спутник, и в его голосе прозвучала простительная хвастливость.
Затем, обращаясь ко мне, он прибавил:
- Это следователь Кортис: он вам прочтет обвинительный акт!
Следователь Кортис быстро овладел своим минутным волнением.
- Где вы его арестовали? - спросил он резко, с любопытством и интересом глядя на меня.
- В Парк - Лэйне! Я как раз наводил там справки, когда мистер Бертон подъехал на автомобиле вместе с другим спутником. Мне не оказали никакого сопротивления.
Кортис кивнул головой.
Встав, он перешел через комнату к целому ряду небольших папок и, вынув из одной из них какую-то бумагу, сказал:
- Я прочту вам ваш обвинительный акт!
Боюсь, что сейчас не восстановить с точностью содержание этого документа... Короче говоря, меня обвинили в преднамеренном убийстве Стюарта Норскотта, совершенном в ночь на пятое сентября, в доме, называемом "Боксе - Рентс" на Ист-стрит, в Стэпни...
Нечего и говорить о том, что несмотря на мою сонливость, я слушал чтение обвинительного акта с величайшим вниманием.
- Очень вам благодарен, - сказал я, когда следователь кончил читать, и я тут же зевнул, не имея сил дальше сдерживаться. - Простите великодушно, вырвалось у меня, - за мой неуместный зевок, это было очень интересно, но откровенно говоря, я так хочу спать, что еле держусь на ногах.
Оба следователя улубнулись.
- Вы можете сейчас же лечь, если хотите, - заметил Кортис, складывая документ, - вы также имеете право сообщаться с вашим поверенным и вообще, с кем пожелаете.
Я покачал головой.
- Сейчас я мечтаю только о кровати! Завтра утром я успею написать кому надо!
- В таком случае, следуйте за мной! - пригласил Кортис.
Он провел меня по длинному коридору в небольшую, просто обставленную комнату, в окне которой красовались толстые, железные прутья. Но там стояла кровать с чистыми простынями, и этого при моей непреодолимой сонливости, было более чем достаточно. Я так устал, что через пять минут после ухода следователя уже спал крепким сном...
Если говорить, что жить стоит исключительно ради новизны ощущений, я не имел никакого повода жаловаться на свою жизнь! Я проснулся на утро в полицейской камере, меня обвинили в убийстве, и у моей кровати стоял следователь с чемоданом в руках.
Это был тот самый чемодан, что я привез из Будфорда.
- Вот ваши вещи: сегодня утром я послал за ними в Парк-Лэйн.
- Вы удивительно любезны, господин следователь! - заметил я. - Теперь я могу надеяться на вас, когда буду сидеть на скамье подсудимых!
Он усмехнулся.
- В одиннадцать часов вас поведут к судье. Все ваши письма будут тотчас же доставлены по назначению, если только они соответствуют правилам тюремной цензуры. Вместе с завтраком вам принесут бумагу и конверты.
Во время завтрака меня осенила внезапная счастливая мысль: написать письмо лорду Ламмерсфильду.
Долго я ломал себе голову, не зная с чего начать и какого направления держаться. Наконец, я взял лист почтовой бумаги, принесенной мне полицейским и написал следующее:
"Полицейский участок Боундстрит. Четверг"
Дорогой лорд Ламмерсфильд! В последний раз, когда я имел удовольствие встретить вас на балу у Сангетта, вы были так любезны, что предложили мне свою помощь, если мне случиться попасть в тюрьму... При чтении моего настоящего адреса, вы убедитесь, что я достиг этого положения с неожиданной быстротой... Не знаю, известно ли обществу о том интересном преступлении, в котором меня обвиняют, но, могу вас уверить, что пользуюсь в данный момент совершенно незаслуженной карой!
Если вы можете уделить мне полчаса в течение дня, я буду весьма обязан вам за добрый совет! В ответ на вашу любезность, могу обещать очень занимательный рассказ, способный, наверное рассеять гнетущую скуку, царившую в министерстве внутренних дел, на которую вы так жаловались в наше последнее свидание.
Преданный вам Стюарт Норскотт".
Насколько я знал лорда Ламмерсфильда, я был совершенно уверен, что это письмо приведет его в мою камеру.
Побочные обстоятельства предъявленного мне обвинения были так необыкновенны, а его собственные дела были так близко связаны с моими, что он, наверное, сгорая от нетерпения узнать все подробности моего дела, если только ему было о нем доложено, поспешит ко мне.
Я надписывал адрес на конверте, когда в камеру вошел следователь Нейль.
- Это единственное письмо, которое я пока написал, - сказал я, протягивая ему письмо, - но я бы был очень обязан, если бы вы немедленно доставили его по адресу!
Бросив любопытный взгляд на адрес, следователь, видимо, проникся уважением ко мне, потому что взял письмо и сразу же вышел. Однако, он вскоре вернулся назад и заявил:
- Пришел ваш вчерашний приятель - мистер Логан: если желаете, можете его видеть.
Минуту спустя, полицейский ввел в камеру моего друга, нас оставили одних.
Билли уселся на угол стола, засунув руки в карманы, и проговорил:
- Да, нечего сказать, в грязную историю мы попали!... Нас, кажется, подслушивают, прибавил он, оглянувшись на дверь.
- Очевидно, - отозвался я, - но это ничего не значит! Что бы ни случилось я теперь поступлю, как Джон Бертон. Раз Норскотт умер, дело наше кончено!
Билли согласился со мной.
- Конечно так! Необходимо очистить себя от всяких подозрений. Вам придется для этого пригласить адвоката.
- Я написал лорду Ламмерсфильду и уверен, что он придет! Я хочу услышать его мнение, прежде, чем начать действовать!
- Превосходная мысль! - одобрил Билли. - А вы не слыхали ничего новенького относительно убийства? - прибавил он. - Кто это, черт возьми, укокошил Прадо, и каким образом полиция напала на ваш след?