Двойник
1.
Я убил его, потому что не смог еще больше выносить себя. И сейчас, когда я уже понимаю, что уничтожил в себе все, что было во мне человеческого, так сложно вспоминать те времена, когда я был ребенком, времена когда я еще мог любить все. Был умным, был любознательным, был тем, кем каждому нужно быть. А потом все сломалось. Что-то разрывало меня и делало из тонкого и чувствительного ребенка раздражительного полоумного старика, который крушит все на своем пути, в том числе и самого себя. А когда это проходило я плакал от стыда перед собой. Я не мог стерпеть того, что я делал. Я знал, что я не такой, что раньше этого никогда не было. И винил себя, за то, что не могу подавить эту ярость. Сначала начали кончаться друзья. Девушки тоже не могли терпеть меня, но лишь одна поверила в то, что все нескончаемые приступы гнева скрывают за собой что-то беспомощное, требующие сочувствия больше, чем все окружающие. Истерзанную душу, которой и остается, что раздражаться. И тогда я полюбил ее. Так как не любил никогда. Но в итоге, и она ушла. И только ее я смог простить за всю свою жизнь. И всю жизнь остался верен этому чувству именно к этому человеку. Спустя года, утопающий в угрызениях совести и невыносимом чувстве вины перед окружающим миром единственное, что давало мне покой, что прощало мне все свои ошибки это любовь к ней. И она. А потом он появился. Как из ниоткуда он ворвался в мою жизнь. Абсолютно такой же, но другой. Наглый, и наиграно добрый. Он пытался пользоваться моим состоянием беспомощности и оберал меня. А когда я срывался и просто колошматил по стене руками, он даже не чувствовал ответственности за меня, не пытался мне помочь. Он лишь говорил, что я злой человек, что я не достоин общества, которое меня отвергло. И это правда. Упрекал меня в том, что я такой. И может ты, Дева Мария, так сочувствующе смотрящая на меня, можешь дать моей душе любое из исцелений, ты единственная кто простишь мне все мои муки, всю мою злость, весь мой гнев, который, клянусь, я не хочу оборачивать во зло людям, которых я очень люблю. Я хочу снова, как ребенок, корчить рожи, дружить с мамой, общаться со сверстниками. Более я не могу выносить того, что я чудовище. Я убил его, потому что больше не мог выносить себя. Я это он, но другой.
2.
Мне снилось сегодня, как я захожу в дом на нашей даче. И это заставило вспомнить меня о том, что когда я был маленьким, не было сложных выборов. Была мама. И она могла защитить тебя от чего и от кого угодно. Выбрать за тебя все и это было всегда правильно. Все лето жил на даче. И так хорошо было. В городе нет таких пространств, в которые можно влюбиться. А на даче... Огромные поля. Наша деревня была расположена на холме. И как сейчас помню, выхожу ранним утром на крыльцо. И поля. Огромные. Необъятные. Затянутые туманами. Все синее. Солнце еще не встало, холодно, а все стою и смотрю в эту синеющую даль. Так и просмотрел полчаса, пока меня не похватились. И пришлось идти спать. и все меня в детстве удивляло, все заставляло радоваться, наблюдать с открытым ртом. Я был очень любознательным. И даже самые плохие вещи, которые случались казались как в мультиках. Такими не серьезными, что даже смешно становилось. Помню, отца матери, моего деда. Злющего, раздражительного старика, который все ненавидел. Все, что мы делали с мамой, он критиковал или запрещал. А мне было весело издеваться над ним. Обувью в него кидаться. Мне тогда казалось, что он абсолютное зло, не заслуживающее жалости. И все же, уже сейчас я понимаю на сколько я был не прав. Я хотел бы извиниться, но он уже давно лежит в холодной земле, где-то в лесах, на деревенском кладбище. Уже сейчас, я его начал понимать и осознал, что он меня любил, а я его... Я его нет. Горько от этого на душе, Дева Мария.
3.
А потом я начал учится в школе. Учился плохо, и в начальной школе меня не любил весь класс, за то, что я довожу их любимую классную руководительницу. А я её ненавидел. И она меня. Я даже ничего плохого мог не делать, я просто получал ха то, что меня все не любили. Друзья у меня были. Ну как. Я их считал друзьями, а они меня совсем нет. Я никогда не хотел косячить, и делал это редко. Меня просто не любили за мою отрешенность от остального мира, за то, что любил думать о странных вещах вместо учебы, за мою ранимость, я мог заплакать, ну и, конечно, за то, что моя мама, вместо родительских собраний и сдачи денег на занавески, ходила на работу, чтобы прокормить меня. Учительница и остальные родители тоже ее не любили. Наша фамилия стала обзывательством, как среди моих одноклассников, так и среди взрослых. А маме было все равно на это, она говорила: "Они просто еще не выросли, а некоторые, не вырастут никогда". И мне это выражение казалось таким правильным. Таким точным.