Неожиданно во дворе появилась карета. Важный турок, помощник рейс-эфенди, вышел, грузно неся свое тело, обвешанное дорогими одеждами и яркими тканями. На голове его красовалась богатая чалма, украшенная зеленым камнем с лучами золота.
Первый помощник Пётра Андреевича, думный дьяк Посольского приказа, выскочил приветствовать важного гостя. Обменялись учтивыми приветствиями, и наконец турок движением руки пригласил кого-то выйти во двор.
Молчаливая толпа любопытных и встречающих с удивлением увидела, что из кареты вышла закутанная в шелка женщина, блестевшая черными глазами. Остальная часть лица скрывалась покрывалом.
Обоих провели в покои Толстого, а всякий люд тут же стал судачить и рядить, что это могло значить. Дьяк Потап выразил мнение, что это подарок послу.
– Эти басурманы имеют обычай дарить большим гостям такие подарки, – заявил он со знанием дела.
– И что, наш посол примет эту, как её, ханум? – спросил кто-то из чинов повыше.
– Если это от султана, то придется, – с уверенностью ответил Потап.
– Как же так? У Пётра Андреевича жена в Москве. Непотребное это дело.
– Отвергнуть подарок султана приравняют к преступлению против него, а это чревато большими неприятностями, если не войной, – заметил Потап.
– Ну и дела! – возмущались люди, но их уже никто из чинов не слушал.
А вскоре слух подтвердился, что эта женщина – подарок от султана, и Пётр Андреевич не смог от него отказаться. Сам он жаловался своему помощнику:
– Угораздило мне на старости лет испытать такое, Господи, прости и помилуй! Что мне с нею делать?
– Признаться, Пётр Андреевич, дело весьма щекотливое. Как-то надо выходить из этого положения. А как?
– Вот именно! – разозлился посол. – Что прикажешь делать?
– Я понимаю, но, может быть, стоит поразмыслить и найти выход?
– Какой, милостивый государь? – вскричал Толстой. – Придумай!
Дьяк думал недолго. И изрек:
– Например, можно вас подменить. В темноте трудно распознать. Да и ханум никого здесь не знает, и узнать подлог не сможет.
– Ну-ка поясни, милый! Что-то не доходит.
– Вы можете с нею находиться в одной комнате, разговаривать, хотя она ничего не понимает по-русски. Потом вы выходите, а вместо вас, в вашем халате, заходит другой. Тушит свет и занимается, чем положено в таких случаях. Утром, подпоив её слегка сонным порошком, вы ложитесь к ней в постель – и никто не докопается до сути. А еще подложить под неё можно кого-то из особо одаренных в делах любовных, и она сама не станет копаться в подноготной...
– Ну, братец, ты и загнул, прости Господи!
– А вы не торопитесь, мой господин, Пётр Андреевич. Подумайте...
– Пошел к черту! – выругался вельможа и махнул рукой. – Я подумаю.
Думать надо было быстро. Тем более, что с ханум прибыла служанка. Это было дополнительным препятствием, трудность оказалась очевидной. Служанку тоже следовало устранить как свидетельницу, или подложить и к ней хорошего любовника. И все эти мысли вертелись в голове Толстого, пока устраивали ханум на новом месте. А его как раз и не хватало.
И все же план дьяка пришлось принять. Пётр Андреевич сильно нервничал, а ханум развлекала его танцами, улыбками и игривыми предложениями на ночь.
В это время помощник-дьяк готовил замену, сонный порошок, одинаковые халаты и человека, подходящего на замену. Такой нашелся, и без возражений стал готовиться к спектаклю. Некоторые завидовали, посмеивались и тем самым способствовали видимости непринужденной атмосферы в покоях посла.
Утром народ посольского двора обсуждал событие, а Потап с угрожающими намеками предупреждал:
– Сами должны понимать, что за разглашение этой тайны будут снимать головы! Так что помалкивайте даже в узком кругу приятелей. Тут везде глаза и уши!
Это все понимали и замолчали. Даже избегали что-то говорить жестами. Вечером Потап поманил Алтына к себе. Тот в недоумений молча ждал у двери. Потап внимательно оглядел мальчишку, улыбнулся и молвил странные слова:
– Есть ответственное задание государственной важности, Николай, – начал дьяк. – Ты должен основательно помыться, мы тебя приоденем, и ты будешь в услужении у ханум. Она не должна знать, что ты понимаешь турецкий язык. Уразумел, Николай?