– Ты парень крепкий, как я вижу, языком владеешь, уверен, что мне удастся тебе помочь. На всякий случай приготовь пару монет серебром. За содействие.
– Спасибо, месье, – поклонился Алтын и подумал, что не стоит отсутствовать долго, чтобы боцман не забыл про него. – Я буду наведываться сюда.
За четыре дня до отплытия судна, боцман Дансер, заметив Алтына, поманил пальцем, подзывая к себе. Алтын в волнении поспешил подняться по трапу на палубу.
– Деньги при тебе? – спросил он вместо приветствия.
– А что, месье, есть успех?
– Иди за мной. С тобой помощник капитана хочет поговорить.
Алтын прошел на полуют[1]. Там стоял помощник, наблюдая за работами на палубе. Погрузка уже закончилась, и матросы приводили в порядок палубу и снасти.
– Месье Бутрон, – обратился боцман к помощнику, – Позвольте вам предложить нового матроса Николя. Я с вами о нем говорил.
Бутрон в молчаний оглядел фигуру юноши. Спросил грубым голосом:
– Какого черта тебе понадобилось во Францию? Ты француз?
– Не могу сказать точно, месье, но мать у меня была ею. А во Франции надеюсь найти родственников.
– Говоришь ты сносно. Мать научила?
– Да, господин. Но она умерла лет пять или больше назад. Завещала обязательно посетить её родину.
– Ты что, здесь родился?
– Здесь, господин. И очень хотел бы вернуться на родину мамы. Исполнить ее просьбу и желание, месье.
– Дансер мне говорил о тебе. Сколько тебе лет?
– Скоро восемнадцать, господин.
– Ладно, парень ты крепкий на вид. Приходи завтра с вещами. Ближе к вечеру.
– Что мне будете платить, господин?
– То капитан определит. Много не обещаю, но до Франции дойдешь с небольшими деньгами. Это я тебе обещаю. Артем, проводи юношу на причал. Не опоздай!
Алтын поспешно поклонился и в приподнятом настроении спустился на пристань.
– Не забудь про две монетки, парень, – напомнил боцман, прощаясь.
– Не забуду, месье Дансер, – весело ответил Николя. – Завтра получите.
Алтын шел, как на крыльях. Решил Ленору не предупреждать, предпочитая сделать ей сюрприз, как говорили французы. Тем более, что до ухода судна оставалось всего два дня, на третий планировалось сняться с якорей.
Назавтра он опять был в саду. Ленора сразу заметила его приподнятое настроение, спросила с любопытством, заглядывая в глаза:
– Что это с тобой, Николя? Я грущу, а ты вроде бы отлично себя чувствуешь!
– Удачную сделку совершил, Ленор! Вот и радуюсь. Но расставание с тобой мне портит всё настроение. Как вспомню, так и злюсь и переживаю. Ничего не могу с этим поделать. Завтра вы все переходите на судно, да?
– Наверное. Вещи уже свозятся туда. Дом надо сдать, расплатиться. Папа постоянно носится по городу, заканчивая последние дела. А мадам... та вся в заботах. Мне грустно уезжать, Николя…
– Что можно сделать? – сокрушенно ответил юноша, но в его словах она не услышала ни ожидаемой грусти, ничего неприятного для него. Это ужасно удивило её, и она, вскинув на него глаза, спросила:
– У тебя что-то не так, Николя. Я тебя не понимаю. Что с тобой? Ты продал камень? Не послушал меня?
– Что ты, Ленор! Я его берегу, как ты и советовала. Сейчас мне деньги ни к чему. Надо подумать о будущем. Хочу немного подрасти – и уж тогда займусь им.
– Я рада, что у тебя такие серьезные мысли. Но мне пора. Ты завтра будешь здесь? Мы, наверное, появимся на судне к вечеру. Ведь потом утром оно уходит в море.
– Обязательно до утра увидимся, Ленор, – блеснул он синими глазами, и в них она увидела смешок.
– Ты не обманешь? У тебя странный взгляд. Ладно, мне пора. До завтра, Николя, – и протянула ему руку. Он взял её и поцеловал. Она кисло улыбнулась.
– Не надо расстраиваться, Ленор. Ты тогда хуже выглядишь. Завтра мы обязательно встретимся и... простимся.
Она вздохнула и без слов ушла. Плечи ее опустились ниже, и вся фигура выражала скорбную покорность судьбе.