– Конечно! Папа мог и согласиться, а сейчас... мы обеднели и значительно. А потому меня надо срочно выдать замуж за богатого господина.
– И ты так спокойно об этом говоришь? – возмутился юноша.
– А что я могу сделать? Я не могу подвести всю семью, её благополучие. Но у меня имеется некий план, мой Николя! Я тебе его не скажу, но он может стать для нас с тобой счастливым случаем. Так что ты особо не переживай.
– Как ты можешь так говорить! – вспылил он, и глаза его потемнели, утратив синий цвет почти полностью.
– Могу, и не надо меня уговаривать. Я хочу всем нам сделать хорошо, но для этого тебе стоит подождать всего не больше года. Я обещаю, если ты сам не передумаешь, что будет для меня катастрофой, Николя!
– Ты все говоришь загадками, а мне уже сейчас мерещатся всякие глупости.
– Вот глупости прибереги на потом! – несколько жестко заметила Ленора. – Я всё тебе расскажу, но для этого мне самой нужно поискать жениха. И я этим буду заниматься самым серьезным образом. Лишь бы ты это понял и не выступал против...
Он с удивлением взирал на неё. Лицо раскраснелось и стало очень милым и приятным. А глаза лучились радостным довольством, чего понять юноша не мог.
Потом он две ночи с трудом засыпал, слушая шум за стенкой борта, беготню матросов и крики капитана и боцмана.
Судно на полдня зашло в Марсель. Капитан был в городе часа три, вернулся весьма довольный собой. Заявил мадам Режине:
– Перед вечером уйдем в ваш Перпиньян, мадам. Здесь мои дела улажены, и ничто нас не задерживает. Если ничего непредвиденного не случится, то послезавтра утрам вы будете в своем родном городе. По реке я подниматься не стану, мадам.
Небольшой порт Перпиньяна выглядел примитивно в сравнении с Марселем и там более с Константинополем, где массы судов не всегда находили для себя место у причалов. И низменный берег с устьем реки с баром вряд ли позволяет даже такому малому судну, как их бригантина, войти и подняться до города. А он отстоял от моря миль на шесть-семь.
Матросы осторожно снесли месье Ригара на пристань, капитан получил остальные деньги и тут же отдал команду уходить дальше.
– Надо нанять хотя бы кабриолет, – заметила Режина и посмотрела на Николя.
Тот понял и ушел выполнять распоряжение мадам. Это заняло у него почти полчаса. Припортовый поселок был крохотным и найти подходящее устройство для больного было трудно.
– Утро только началось, – обратилась она к кучеру. – Ты вернешься к вечеру. Лошади у тебя вполне приличные. Только постарайся не очень трясти. Муж сильно болен и везти его следует осторожно.
– Постараемся, мадам. Но дорога весьма скверная.
– Меньше болтовни, а больше дела. Поехали!
Все с трудом разместились в тарантасе без верха, и солнце вскоре так припекло, что женщины забеспокоились. Пришлось к полудню остановиться на отдых. Николя с кучером устроили на тонких шестах подобие тента. Стало легче. Ленора даже сжала ему руку незаметно от мачехи.
На подъемах Николя соскакивал на землю и даже помогал лошадям, коль уклон оказывался значительным. А холмы постепенно повышались ближе к городу.
– Дальше на запад начнутся горы, – просвещала Ленор Николя. – А точно на юге – граница с Испанией. Всего миль двадцать. Самое большее, правда, мадам?
Мадам не ответила. Была серьезна, молчалива и лишь изредка отирала пот со лба мужа. Тот был неподвижен, и его за время путешествия Николя два раза переворачивал, менял его положение.
Дорога была почти пустынна, если не считать трех или четырех телег и с десяток крестьянских групп по три-четыре человека. По обе стороны дороги виднелись деревни, два раза на холмах увидели замки. Один из них был сильно разрушен, было заметно, что местные крестьяне частенько брали камень оттуда для своих нужд.
Часа в четыре тарантас наконец въехал в город, и мадам указала дорогу к дому.
Хоть приезд и был ожидаемый, но болезнь хозяина вызвала страшный переполох. В доме жили лишь три человека прислуги, и все они бросились тотчас готовить комнаты и постели. Режина стала отдавать резкие приказы, а Ленора побежала в деревню рядом навестить старых подруг, с которыми дружила в юности и детстве. Ведь она провела в Константинополе почти два года. Отец навещал дом, но тоже редко.