Энн поднесла стакан к губам и сделала глоток.
Затем высыпала таблетки в рот и принялась глотать их, запивая водой.
Взяв бумагу и карандаш, она села за маленький столик. Царившая в камере тишина угнетала, подавляла. Что она могла написать своим детям? Что не справилась с требованиями жизни? Поймут ли они ее? Может, осудят? В конце концов обманула ли она их ожидания?
Сердце Энн затрепетало. Веки отяжелели.
Она уткнулась лицом в стол. И увидела яркую картину: Керри и Грейси играли и смеялись. Губы ее приоткрылись в немом крике: «Дети… Мои дети».
Мысли ее стали путаться. Вокруг нее сгущалась тьма, вскоре разросшаяся до размеров безбрежного океана — океана без единой волны на поверхности.
И тьма поглотила ее — началась агония. Энн в судорогах попыталась встать, хватаясь за стены, она задыхалась. Потом провалилась в холодную черную бездну.
Время остановилось…
Одна, один на один, Энн встретилась со смертью.
Прижавшись к Майклу, Грейси сидела в клинике доктора Кейна у двери палаты Керри. В палате находились близнецы Кении и Кейт. Они зашли к маме попрощаться.
За последние недели Керри очень похудела. Она перенесла сильнейшее нервное потрясение. Несколько ребер у нее были сломаны. Нижнюю часть спины покрывали ужасные синяки. Доктор Кейн сказал, что от шрамов на лице можно будет избавиться с помощью пластической хирургии. Но душевные шрамы…
На ее лице застыло какое-то болезненное выражение. После того как Керри узнала о том, что отец стрелял в Паоло, она не произносила ни слова. Молчала, когда из Лос-Анджелеса к ней прилетел Майкл.
Даже детям ничего не говорила.
— Тебе лучше поехать с нами, — сказал Майкл Грейси. — Ты должна поехать с нами.
Грейси отрицательно покачала головой.
— Я люблю тебя, — сказал Майкл. — Я любил тебя все эти годы.
— Сейчас я должна оставаться с Керри, — ответила Грейси. — Я нужна ей.
— А мне нужна ты.
Грейси взяла Майкла за руку.
— Когда-нибудь я, наверное, приеду, — проговорила она. — Да, я приеду. Мальчики будут играть на ковре, ты будешь читать очередной сценарий… а я внезапно появлюсь, и вы очень удивитесь.
— И мы снова будем вместе? — спросил Майкл.
— Я люблю тебя, — сказала Грейси. — Но Керри — моя сестра.
Декстер шел за молодым охранником будто во сне — неуверенным шагом, с невидящим взглядом.
Его сердце гулко колотилось, горло сдавили спазмы удушья.
Он шел за охранником, не произнося ни слова. Он не просил никого о сочувствии — не просил ни о чем.
Сняв связку ключей с ремня, охранник внимательно посмотрел на Декстера. Тот выглядел сломленным, уничтоженным, и охраннику стало жаль его. Он открыл замок, распахнул дверь и жестом приказал Декстеру войти. Декстер подчинился и оказался в помещении с оштукатуренными стенами, покрытыми непристойными надписями. В камере стояла узкая кровать, имелись также стол, стул и платяной шкаф.
Зеркала не было. К камере примыкала душевая.
Декстер рванулся к двери и в ярости толкнул ее.
Но охранник уже ушел — с этого момента Декстер являлся заключенным. Он стоял в растерянности, стоял затаив дыхание; его охватил страх. В конце концов он отошел от двери и принялся расхаживать по камере из угла в угол.
Ему удалось наконец связаться с Сэмом Голдфарбом. Тот находился на Гавайях. Когда Декстер сказал адвокату, что угодил в тюрьму, Сэм заявил, что ничем не может помочь своему бывшему клиенту. Зои тоже отказалась разговаривать с ним.
Декстер сел на кровать и постарался успокоиться.
Все внезапно рассыпалось. Он остался ни с чем. Даже постоянное прежде желание его покинуло. У него не было аппетита, исчезла и тяга к женщине.
Его лицо покрылось морщинами. На лбу появились глубокие складки отметины дьявола и судьбы.
Он положил голову на подушку и почувствовал холод. Прислушался, затаив дыхание, — не слышно ни звука. Он оказался в таком месте, где не было ни людей, ни человеческого тепла, и его посетило новое для него чувство чувство полного одиночества.
Декстер вспомнил об Энн. В последнее время он старался вычеркнуть ее облик из памяти — было слишком тяжело видеть перед собой ее лицо. Даже она отказалась от него. Он вспомнил их последний разговор.
— А что ты думаешь обо мне? — спросил он ее напоследок.
— О тебе я вообще не думаю, — ответила она.
Охранник стоял в конце коридора и курил. Из-за двери камеры Декстера послышались стоны. Такие звуки мог издавать раненый зверь — или проклятая душа.
Грейси неторопливо шагала под деревьями, шагала по дорожке, испещренной солнечными бликами.
Пахло свежескошенной травой, и она наслаждалась этим запахом, наслаждалась теплом и легким морским бризом, ласкавшим ее лицо, обдувавшим волосы, рассыпавшиеся по плечам.
Последние два месяца пролетели для нее почти незаметно — такая огромная ответственность легла на ее плечи после того, как она вернулась домой.
В последние годы ее душевный огонек почти угас, но теперь начинал разгораться. Она чувствовала любовь, излучаемую Энн, и чувствовала ее присутствие где-то рядом.
Грейси поняла, что для нее настало время перейти на другую, более высокую ступень, настало время иначе воспринимать жизнь.
Она вошла в спальню и села за стол, на котором слева от нее стояла серебряная ваза с веткой жасмина. Взглянув на мамину шкатулку для драгоценностей, Грейси улыбнулась. Ее рука потянулась к авторучке.
Дорогая мама,
Я так занята с тех пор, как вернулась домой. У меня так много всего, что я хотела бы рассказать тебе, — просто не знаю, с чего начать.
За последние месяцы мои страхи утихли, кроме тех, которые охватывают меня, когда я смотрю на Кении и Кейта и вижу, что они в своем поведении чем-то напоминают нас с Керри в их возрасте. Они убаюкивают друг друга, как мы когда-то. Они действительно невинные жертвы. Что же такого они сделали, чтобы заслужить это? Для чего дети появляются в нашей жизни? Чтобы выполнить свое жизненное предназначение или предназначение своих родителей? Может быть, они появляются для того, чтобы учить нас? А разве мы не несем полную ответственность за детей, которых произвели на свет? Как удивительно переплетаются наши судьбы.
Майкл отказался от съемок на несколько месяцев, чтобы побыть с детьми. Он снова думает не о себе, а о других, и меня это не удивляет. С момента нашей первой встречи он ничуть не изменился. Но о том, что у нас было общего в прошлом, больше рассказывать не стоит. Пусть это остается в прошлом. Во всяком случае, пока.
Керри, моя любимая сестра, все еще в больнице. Я навещаю ее каждый день, но ей не становится лучше. Я знала еще с детства, что Керри не могла смириться с тем, что ты уехала от нас. Но я не могу идти тем трудным путем, который она избрала для себя, — осуждать тебя. Это был ее выбор.
Я в конце концов простила себя и избавилась от того — бесполезного чувства вины, с которым жила долгие годы.
Я обвиняла себя в твоей смерти. Я знаю, что и ты сделала свой выбор, а я приняла на себя карму, которая была не совсем моя.
Сейчас, мне кажется, я понимаю, где нахожусь в духовном плане. Благодаря тебе я усвоила тот урок, который дался мне тяжелее всего, научилась себя прощать. Ты всегда меня этому учила, и в итоге я простила себя.
Мой мир уже больше не наполнен ненавистью. Даже ненавистью к отцу. Я еще не простила его за то, что он сделал с тобой, со мной и Керри. Но, может быть, когда-нибудь я прощу и его.
Как и всегда, мне тяжело прощаться с тобой. Я люблю тебя. И буду любить всю жизнь.
Грейси отложила ручку. И внезапно почувствовала разлившийся по комнате аромат чайной розы — запах духов матери.
Грейси сложила письмо и положила его туда, где ему и следовало находиться, — поближе к сердцу.