Когда слуга расставил чашки и приборы, разложил печенье, конфеты и пирожные на небольшом столике между двумя креслами, Дейрдре налил чай в чашку Альгаузы и предложил ей попробовать. На мгновение в голову Альгаузы закралось сомнение: почему он сам не пьет? Неужели отравлено? Белесые брови сошлись на переносице, когда она с подозрением покосилась на содержимое кружки, а Дейрдре только улыбнулся:
— Тратить драгоценный яд на маленькую девочку, приговоренную на казнь, было бы глупо с моей стороны, ты так не думаешь?
И правда. Альгауза улыбнулась в ответ, признавая, какой нелепостью заняты сейчас ее мысли, и осторожно отпила чай. Сочетание лимона и мяты действовало успокаивающе, и она с жадностью сделала новый глоток, кипятком ошпарив язык.
— Не торопись, дорогая. Не вырву же я у ребенка чашку с чаем, верно? — Дейрдре успокаивающе похлопал ее по плечу, а затем указал на чайник. — Не торопись, ешь и пей, сколько хочешь. Если не наешься, я прикажу слугам принести еще.
Какое-то время Альгауза просто поглощала содержимое тарелок, кусая без разбора все сладости, что попадались под руку. Она не могла отделаться от мысли, что это последние сладости в ее жизни, и хотела как следует насладиться их вкусом прежде, чем ее отведут на казнь. Когда в желудке не осталось места, а на тарелках – угощений, она отставила пустую чашку в сторону и откинулась на спинку кресла. Теперь ее клонило в сон.
— Сразу хочу сказать: я огорчен тем, как складываются события, — с мягкой полуулыбкой сообщил Дейрдре, поглаживая пальцем ободок своей чашки с нетронутым остывшим чаем.
— Я тоже не в восторге.
— Раз в этом мы с тобой солидарны, давай побеседуем откровенно. Ты не возражаешь, если я задам несколько вопросов?
А есть ли смысл сопротивляться и что-то скрывать? На рассвете все, что было ценно для Альгаузы, превратится в пепел. Она перестанет быть той, кем являлась, и потеряет остатки достоинства. Она попросит отца принять все так, как есть, не развязывая ради нее войны, и отец послушается, внемля голосу разума. Возможно, ей и правда придется уйти и жить в глуши, как дикие эльфы, не надеясь ни на кого, кроме себя. При условии, конечно, что она выживет после отсечения крыльев.
Альгауза кивнула.
— Как давно ты узнала, что не обладаешь Даром? — спросил Дейрдре, всем своим видом выражая заинтересованность. Альгаузе вдруг стало неловко: мало кто так искренне интересовался ее жизнью, тем более тайной, постыдной стороной ее натуры.
— Очень давно. Это было сложно не заметить, — вздохнула она, глядя на столичные огоньки. — Все в Холодном Дворе устойчивы к морозу, не любят горячую пищу и ненавидят огонь. Когда я только родилась, то чуть не умерла от обморожения. Потом мама заметила, что я болею, если ем холодную еду. С каждым прожитым днем становилось ясно, что лед мне не подчиняется. Когда моему брату исполнилось два, нянечка гуляла с ним в лесу и заблудилась. Ночью их настиг буран, но нянечку и брата снег словно обходил стороной. Он еще толком и говорить не мог, но сумел защитить ее и благополучно вернуться во дворец. Когда мне исполнилось два, я чуть не умерла, просто провалившись под снег.
— Смерть ходит за тобой по пятам, как я погляжу, — подметил Дейрдре, чем ни капельки не обнадежил Альгаузу. Она и сама не знала, на что надеялась, рассказывая горькую правду о своей жизни. На утешение? Но чем тут можно утешить? — Когда ты прикасаешься к другим фейри, ты чувствуешь что-нибудь? Например, как текут потоки Элементалей по их телу или каким Даром они обладают? Можешь ли ты по прикосновению понять, какой силой обладает фейри?
Альгауза задумалась. Не так уж часто она касалась других фейри. Точно ничего не чувствовала, когда брала брата за руку. И определенно точно чувствовала много чего, когда прикасалась к Килиджену, но вряд ли Дейрдре спрашивал об этом. Обнимая Лебрин или играясь с кончиками волос Артуруса, засыпая с Кхирой в одной кровати или случайно задевая Бриндольфа в драке, она не чувствовала ничего необычного, поэтому честно призналась в этом Дейрдре. Такой ответ его вовсе не расстроил, а скорее оживил. Король Старшего Двора тут же задал новый вопрос:
— Есть ли у тебя из знакомых кто-то, кто жаловался на ослабевающий Дар или его полное исчезновение?
— Нет, — покачала головой Альгауза, раздраженная нелепостью вопросов. — До вчерашнего дня я даже не знала, что кроме меня кто-то еще может потерять Дар. Никто и никогда не заикался об этом, это же позор. Кто станет о таком болтать?