Даже в своем юном возрасте Альгауза догадывалась, что такое количество снега может выпасть за одну ночь, только если фейри Холодного Двора использует свой магический дар. Она не раз видела, с какой легкостью отец и его ближайшие соратники призывали бураны, прятали под снегом целые деревни и замораживали реки. Если бы таким же даром обладала она сама, то, как и братик Лиссэйн, сейчас могла бы просто ступить на поверхность снега и пройти по нему с той же легкостью, что и по протоптанной тропе. Но, к сожалению, она родилась бракованной, и снег не то, что не подчинялся, он ненавидел ее. Поэтому Альгауза призвала свои еще неокрепшие бело-голубые крылья, похожие на крылья бабочки, и взлетела в воздух настолько высоко, насколько могла. Крылья появились совсем недавно, ведь ей только в прошлом месяце исполнилось семь лет, и были еще слабы, а потому ее ноги иногда задевали снег, настолько неловко она летала в силу своей неопытности.
Высота снега везде была разной. По периметру сада сугробы были очень высокими, но ближе к центру снежные горы становились ниже, как будто королевское дерево защищалось от пурги и отгоняло снег от себя. Когда до дерева оставалось не больше трех метров, Альгауза не выдержала и свалилась на землю, провалившись под снег с головой. Вынырнув оттуда, как мышь из норки, она принялась прокладывать путь перед собой руками, и, наконец, с боем прорвалась к своей желанной цели – вся мокрая, замерзшая и облепленная снегом, как снеговик.
Золотые листья дерева Ниллиналле действительно сверкали в лучах яркого солнца, и Альгауза ненадолго замерла, любуясь этим прекрасным зрелищем. Золотые блики падали на снег и отражались от него, искрясь, подобно тысяче крохотных бриллиантов. Когда легкий ветерок заигрывал с золотыми листочками, все эти блики начинали мерцать и кружиться, как в калейдоскопе. От такой красоты захватывало дух, но времени на созерцание у Альгаузы не было: она и так долго провозилась, пока искала дорогу и воевала со снегом. Нужно было скорее сделать то, зачем она сюда пришла, пока папа не начал сердиться.
В книгах говорили, что отвар из золотых листьев и черной коры Ниллиналле, Солнечной Искры (такое у дерева было название среди простых, малообразованных фейри Неблагого Двора), лечат любой недуг. А у Альгаузы был недуг, от которого ей нужно избавиться во что бы ты ни стало, чтобы над ней, наконец, прекратили смеяться другие фейри. Отсутствие Дара фейри – с таким лекари никогда не сталкивались, а потому не могли ей помочь. Но Ниллиналле лечит что угодно, потому что впитывает в себя любовь солнца, так написали в книге, и Альгауза пришла, чтобы собрать ингредиенты для лекарства.
Стоило ей только сделать шаг по направлению к дереву, как нога подвернулась, споткнувшись о нечто, скрытое в снегу. Альгауза упала вперед лицом, но сильной боли не почувствовала: она, как капуста, обрядилась в несколько слоев одежды, к тому же снег смягчил приземление. Порывшись ладонями в снегу, она приподняла то, на что наступила, и с визгом отшвырнула от себя находку. Это была нога в грязном сапоге!
Альгауза отползла на несколько шагов назад, подтянула ноги к груди и спрятала голову под капюшон шубы, вновь превратившись в комочек шерстяных тканей и меха. Сердце бешено стучало в груди, но вместе с тем разум воспылал любопытством. В каком же интересном месте она оказалась! Это не ее родовое гнездо, в котором над ней всегда кудахчут нянечки, оберегая от любого неосторожного шага. Превозмогая страх, Альгауза приподняла край капюшона. Нога в сапоге не шевелилась. Может быть, тот, кому она принадлежала, прилег отдохнуть и заснул в тени дерева? Ей тоже нравилось спать на природе.
Поднявшись, Альгауза расправила плечи. Она принцесса Холодного Двора, она не боится никаких спящих неопрятных фейри! Стыд и позор на ее голову, если ей помешает какая-то нога в сапоге. Альгауза стряхнула снег с лежащего на земле тела, а когда добралась до лица, в нерешительности застыла на мгновение. На выступающих корнях Ниллиналле лежал мальчик-фейри на пару лет старше ее. Кожа на его красивом лице была настолько белой, что сквозь нее просвечивали синие ручейки вен. Отливающие серебром пепельные волосы кто-то неумело остриг, и спутанные заледенелые пряди острыми колючками торчали во все стороны. На впалых щеках застыли слезы-льдинки. Его одежда, хоть и теплая на вид, прохудилась в стольких местах, что вряд ли помогала спасаться от мороза. И как только он сумел заснуть на таком холоде, когда зуб на зуб не попадает от дрожи?