— Отец не приходил к тебе? — спросил Лиссэйн просто ради того, чтобы перевести тему. Мамино покорное ожидание смерти пугало его, и говорить об этом было тяжело.
— Я его и не жду, — слабая усмешка коснулась губ Инджер. — Зачем мне видеть, как он давится слезами? Пусть плачет в своих покоях.
Лиссэйн слабо представлял, чтобы отец действительно делал это, но говорить об этом вслух не стал.
— Я позвала тебя не ради светской беседы, ты же знаешь. — Мама не любила ходить вокруг да около. Прямолинейность досталась Альгаузе именно от нее. — Я хочу тебя кое о чем попросить. Возможно, это моя последняя просьба, и я хочу взять с тебя клятву ее исполнить.
Лиссэйн молча кивнул. Едва мама слегла, он ждал, когда же его позовут для высказывания последней воли. Это особая традиция фейри, Последняя Клятва. Отказ от исполнения может навлечь на фейри проклятие. Последняя Клятва сильнее прочих заклинаний и уз в первую очередь потому, что в ней есть толика магии Хаоса. Редко кто из фейри в качестве последнего желания оставляет что-то трудное, что может навлечь беду на исполнителя. Обычно говорят что-то вроде «Проживи счастливую жизнь», и тогда фейри действительно должен попытаться наслаждаться каждой прожитой минутой. Но Лиссэйн знал, что мама не потратит последнее желание на такую ерунду.
— Но сначала я тебе кое-что расскажу. — Королева Инджер чуть приподнялась, и Лиссэйн заботливо поправил подушку для ее удобства. — Как ты помнишь, восемнадцать лет назад случилось большое восстание эльфов Верхнего Лида, и твой отец объединил Холодный Двор, чтобы подавить его. Он отправился на войну, не зная, что я жду второго ребенка. Он вернулся домой с победой, но изменился в лице, когда увидел меня. Я никогда не видела его таким. Он не был рад узнать о скором рождении дочери, он... испугался.
Лиссэйн нахмурился. Что-то не похоже на его отца. Весь Холодный Двор знал, что Айслер Моркант души не чает в своей дочери несмотря на то, что она обделена даром и совершенно непригодна к жизни на севере. Он баловал ее, закрывал глаза на все ее шалости, потакал капризам и никогда не был чересчур суров. Чего нельзя сказать о его отношении к Лиссэйну, пропитанному строгостью или безразличием. Лиссэйну всегда казалось, что отец считает Альгаузу подарком судьбы, а его – наказанием, и часто в разговорах с ним Лиссэйн между строк читал сожаление, что такой сильный Дар Холода достался сыну, а не дочери.
— Я спрашивала его, почему он не рад, но не получила вразумительного ответа, — продолжила мама, глядя в одну точку перед собой. Перед ее глазами словно проносились воспоминания, и она рассказывала о том, что видит. — А когда подошел срок рожать, я в горячке увидела банши.
Час от часу не легче. Банши – это принцессы Двора Хаоса, предвестницы смерти и злого рока. Увидеть ее означает приближение скорой смерти либо очевидца, либо его близкого родственника. Банши всегда приходят на смертном одре, чтобы забрать душу фейри и отвести ко Двору Хаоса на поклон Королю Тьмы.
— Юная девушка с седыми волосами в черном балахоне стояла передо мной и взирала пустыми глазницами вместо глаз. Никто из моих служанок ее не замечал. Я помню, как стучало мое сердце от страха. Я ждала ее крика. Того самого, который призывает смерть. Но она молча погладила меня по животу и исчезла. Я была уверена, что кто-то из нас в ту ночь умрет. Либо я, либо Альгауза. Но мои молитвы Великому Божеству были услышаны, и мы обе остались целы. Вот только с первого взгляда на Альгаузу я поняла, что Дара у нее нет.
— Как ты это поняла?
— Когда ты родился и тебя передали ко мне в руки, твое крошечное тельце было покрыто инеем, словно в моем чреве царила зима. Я чувствовала холод внутри себя весь тот срок, что носила тебя под сердцем. Так было и с Альгаузой, но в ту ночь, за несколько мгновений до ее появления, я поняла, что холода больше нет.
— То есть банши украла ее Дар? — предположил Лиссэйн, сгорающий от любопытства. Тайна Дара Альгаузы всегда беспокоила его, и сейчас, когда мама, наконец, заговорила об этом, у него были сотни вопросов, на которые хотелось получить ответы.