— Что я могу сделать для тебя, Элейн?
Только с Элейн она говорила таким голосом.
Но Элейн снова покачала головой.
— Солнечный свет.
Нэста раздраженно посмотрела на меня, прежде чем потащила нашу сестру по коридору — в солнечный сад.
Люсьен подождал, пока стеклянная дверь откроется и закроется, и потом выдохнул.
— Там есть связь — это настоящая нить, — сказал он, больше себе, чем нам.
— И? — спросила Мор.
Люсьен провел руками по своим длинным рыжим волосам. Его кожа была темной — глубоко золотисто-коричневого цвета по сравнению с бледностью Элейн.
— И я добрался до края Элейн, когда она сбежала.
— Ты почувствовал что-нибудь?
— Нет... у меня не было времени. Я чувствовал ее, но...
Он покраснел. Что бы он почувствовал, это было не тем, что мы искали. Даже если я не представляла, что мы ищем.
— Мы снова можем попробовать — в другой день, — предложила я.
Люсьен кивнул, но выглядел неубежденным.
Амрен зло сказала из столовой:
— Кто-то должен забрать твою сестру. Ее урок еще не окончен.
Я вздохнула.
— Да, Амрен.
Люсьен обратил внимание на меня и письма, выполненные в разных стилях и написанные на разных бумагах. Его золотой глаз прищурился. Как эмиссар Тамлина, он, несомненно, узнал их.
— Дай угадаю: они согласились, но теперь наша головная боль — выбор места?
Мор нахмурилась.
— Какие-то предложения?
Люсьен связал свои волосы ремешком из коричневой кожи.
— У вас есть карта?
Думаю, теперь лишь я могу пойти за Нэстой.
— Эта сосна была не здесь минуту назад.
Азриэль тихо рассмеялся, когда двумя днями позже он сидел на верхушке валуна, наблюдая, как я вытаскиваю сосновые иглы из своих волос и куртки.
— Судя по ее размерам, я бы сказал, что она тут уже... двести лет как минимум.
Я нахмурилась, отряхивая щепки коры и свою ушибленную гордость.
Та холодность, та отчужденность, которые были от злости Мор и ее отказа... Они потеплели. Или из-за Мор, которая села рядом с ним за вчерашним ужином — молчаливое предложение прощения — или просто потому, что ему нужно было время, чтобы оправиться от всего этого. Даже я могла бы поклясться, что каждый раз, как Азриэль смотрел на Мор, вспыхивала вина. Что Кассиан думал об этом, о своей собственной злости на Азриэля... он лишь улыбался и отпускал пошлые шуточки. Радуясь, что все стало как обычно — по крайней мере, пока.
Мои щеки горели, когда я забралась на валун, на котором он сидел. Он был примерно в пятнадцати футах над лесом, а за соснами сверкало озеро. Одной из этих сосен была та, с которой я столкнулась лицом, когда последний раз пыталась спрыгнуть с валуна и просто спланировать на озеро.
Я уперлась руками в бока, осматривая расстояние до леса, сам лес, и озеро.
— Что я сделала не так?
Азриэль, который точил свой Говорящий Правду, посмотрел на меня своими карими глазами.
— Помимо дерева?
У говорящего с тенями было чувство юмора. Сдержанное и тихое, но... наедине, оно появлялось куда чаще, чем в нашей группке.
Последние два дня я потратила на то, чтобы просмотреть древние книги, ища хоть намек на способ починить стену, чтобы рассказать о нем Амрен и Нэсте, которые продолжали тихо, невидимо возводить стены в своих умах, или передать на обсуждение Рису и остальным; как нам ответить на поток сообщений, которыми теперь обменивались Высшие Лорды, решая, где будет проходить встреча. Люсьен действительно показал нам первоначальное местоположение, и еще несколько, когда его отклонили. Но это было ожидаемо, как сказал Люсьен, будто он участвовал в подобных вещах бесчисленное количество раз. Рис только кивнул в знак согласия — и одобрения.
И когда я этого не делала... Я посматривала еще больше книг, все, что Клото смогла найти для меня, все относительно Уробороса. Как овладеть им.
У зеркала была печальная слава. У каждого известного философа были размышления на его тему. Некоторые осмелились посмотреть в него — и сошли с ума. Некоторые лишь подошли к нему — и сбежали в ужасе.
Я не смогла найти никого, кто смог овладеть им. Посмотревших в зеркало и ушедших с зеркалом, завладев им.
Кроме Ткачихи из Леса — которая, безусловно, казалась достаточно безумной, возможно, из-за зеркала, которое она до смерти любила. Или, возможно, то зло, что скрывалось в ней, испортило и зеркало. Некоторые философы тоже это предполагали, хотя они не знали ее имени — лишь то, что темная королева когда-то обладала им, берегла его. Следила за миром через него — и использовала его, чтобы выслеживать красивых молодых девушек, чтобы сохранять вечную молодость.