— Ты что поешь-то? С кем говоришь? — проговорил он, с явной насмешкой глядя на нее. — Я вашу сестру не знаю, что ли? Вас с наскоку да с набегу только и можно оседлать. Станешь к вам подходить с опаскою да с оглядкою — высмеете вы же да в дурацкий колпак нарядите. Ходи, мол, гуляй в нем, добрый молодец, по городу на потеху людям, а нам бабья в мужицком кафтане не надобно…
Боярыня вздохнула.
— Что говорить, правда! — согласилась она. — Любим мы, бабы, того, кто над нами верх берет…
Князь Иван презрительно усмехнулся.
— Ну, да об этом нечего толковать теперь, — решительным тоном сказал он, тряхнув головой. — Нездорова государыня — что ж делать, подождем, пока лихая болезнь соскочит. Авось не помрем с горя… А ты вот что скажи. Была ты тут, когда бояре да князья приходили?
— Была, была, как не быть, — торопливо заговорила боярыня Челяднина, обрадовавшись, что все кончилось, по-видимому, благополучно. — Князь-то Юрий каков, да и князь Андрей тоже…
Брат нетерпеливо перебил ее:
— Все люди как люди, только у одного выгорит, у другого нет. Дело не в том, а ты скажи, как было все, что государыня говорила.
Челяднина, пододвинувшись к брату, заторопилась рассказывать, что она видела, что подглядела, что подслушала. По мере того, как она рассказывала, лицо ее брата принимало странное выражение. Оно смотрело и угрюмо, и насмешливо.
— Так! Опять схитрила, опять прикинулась! — наконец промолвил он резко. — Думает, что так хитростью да притворством из всякого дела сух выйдешь. «Делайте как знаете», — передразнил он голос великой княгини. — А как бы бояре-то пальцем князя Юрия не тронули бы, а отпустили бы в Дмитров, ступай, мол, голубчик, на все четыре стороны, тогда что бы она заговорила?
— Что ж, Ваня, наше дело такое, бабье, слабое, по воле хитришь, — вступилась за великую княгиню Челяднина.
— Нет, у нее уж нрав такой, на Литве, видно, привыкла личину носить;- сказал он, перебивая сестру, — где женской слабостью прикроется, где заголосит вовремя, где слезами сердце разжалобит…
Он поднялся с места.
— Удали нашей нет, на пролом идти не умеет… Ох, кабы она, как я…
Он удало махнул рукою.
— Ну, да чего нет, того и не спрашивай. Слава Богу, что нынче все благополучно закончилось. За нее весь день промаялся. Ну, да кончено, так и толковать нечего. А там дальше увидим, что делать надо, как поступать. Впереди-то еще не на одну рогатину натыкаться придется.
Он простился с сестрой и пошел, гордый, решительный, смелый. Она, любовно смотря на него, понимала, что в такого молодца каждая может влюбиться. Она пошла провожать его и, что-то вспомнив, спросила:
— А что ж я и не спрошу, глупая, что жена твоя, в добром ли здравье?
Он усмехнулся и ответил небрежно:
— Что им делается, нашим-то женам! Здорова!
— И Федюша ваш здоров?
— Здоров!
О своей молодой жене и первенце-сыне князь Овчина говорил неохотно, как о лицах, о которых ему не хотелось бы и вспоминать. Его мысль была поглощена теперь одною женщиной — великой княгиней Еленой Васильевной. Ради нее он был готов на всякие безумства, на всякие преступления, на самую смерть. Все в ней обольщало его — ее красота, ее горячность, ее легкомыслие, и даже то хорошо известное на Литве женское уменье хитрить и лукавить, которое он так порицал в разговоре с сестрой. Оно дразнило и возбуждало его.
ГЛАВА VI
Аресты родного дяди малолетнего великого князя и именитого боярина князя Андрея Ивановича Шуйского произвели известное впечатление среди московского населения. Московские торговые люди и чернь не походили еще в то время на новгородских людей, давно привыкнувших интересоваться общественными делами и принимать в них участие. В царствование Ивана Васильевича III и Василия Ивановича москвичи жили своею замкнутою жизнью и более или менее безучастно смотрели на распоряжения и действия правительства. Теперь же, когда на престоле был малолетний великий князь, правление находилось в руках молодой женщины и бояр, когда все не без тревоги смотрели на неизвестное будущее — неожиданное событие, происшедшее через неделю после смерти великого князя и не обещавшее ничего доброго впереди, вывело людей из их обычного равнодушия и заставило судить об этом деле вкривь и вкось. На торговых площадях и в местах сборищ гулящих людей только и говорили, что о нем.
— Не успели похоронить государя, а уж изменное дело затеяли, — рассуждали люди. — Известно, великий князь малолетен, а за него мать да бояре правят, как тут не половить рыбу в мутной воде.