– А ваша бабушка – цыганка? – кивнул на портрет Буров.
– Еврейка. Ревекка Симоновна.
– А… цыгане? Разве вы не… – растерялся Буров. – Вы сказали, что Милка… Камила Николаевна – ваша сестра?
– С цыганами я всю жизнь. Они наши соседи, меня Милкина мать грудью до двух лет кормила и воспитывала со своими дочерьми. У меня же родных, кроме деда, никого не было. А в шестнадцать лет я пошла вместе с ними работать в ресторан. Вот и все.
– Стало быть, Федор привел своего сына в ваш дом?
– Нет. Это вышло почти случайно. Он, как я знаю, сыном вообще не занимался и на его матери никогда не был женат. Просто Пашка с друзьями тогда вляпался в какую-то очень скверную историю, его искали по всей Москве, их надо было спрятать. Федор попросил деда, мой Степаныч отказался сначала, он не хотел впутываться ни в какие темные дела, но… на следующий день у Федора случился инфаркт и он умер. Его последняя просьба была – помочь скрыться сыну. Мой дед был просто вынужден… как долг памяти… Он придавал большое значение таким вещам, и… В общем, я поехала вместе с ними в Крутичи, это деревня под Калугой, совсем глухие места, там у деда жила… одна знакомая. Ребята просидели у нее до весны, потом уехали. Вот… так и познакомились. В следующий раз мы с Пашкой увиделись уже через пять лет, в ресторане. Я там танцевала, он с братвой сидел… – Она вдруг вздохнула. – Не узнай он меня случайно – разошлись бы, как в море корабли. И не было бы ничего.
– Вы его очень любили? – неожиданно для самого себя поинтересовался Буров.
– Не знаю, – медленно, глядя через плечо Бурова в темное окно, сказала Александра. – По крайней мере, после смерти деда у меня ближе Пашки никого не было.
– Он вам помогал?
– Да, всегда. Когда Степаныч еще был жив, Пашка к нему часто приезжал в покер играть – как Федор… Играл он, к слову сказать, великолепно, дед ему постоянно должен был. И все время так получалось, что, когда у меня появлялись проблемы… Шкипер их почему-то решал. И никогда не задавал вопросов. А я была очень молодая, глупая, и… в общем, мне в голову ничего не приходило.
– Вы не знали, что он вас… что он в вас влюблен?!
– Да я до сих пор в этом не уверена, – спокойно, без капли кокетства сказала Погрязова. – А уж тогда… Владимир Алексеевич, вам надо было видеть женщин, которых он приводил в наш ресторан. Каждая могла спокойно выходить на подиум. У Шкипера ведь тогда уже были большие деньги, дорогие машины, он часто летал за границу. А я что такое была? Девочка из ресторана!
– Это правда, что у Шкипера было всего восемь классов образования?
– Правда. Только не восемь, а пять. Он это всю жизнь скрывал, стыдился. У него мать работала в рабочей столовке на Маросейке, судомойкой. Пила, как сапожник. Пашка сначала учился, конечно, в школу мать его все-таки отвела, а годам к двенадцати не до того стало. Пошел, как он говорил, в семейный бизнес.
– Так Федор ему все-таки помогал?
– По крайней мере не мешал. Но Шкиперу отец и не очень-то нужен был. Вы бы знали, какая у него была голова! – с внезапной гордостью произнесла Александра. – Получи он в свое время высшее образование – не бандитом был бы, а президентом! Так мой Степаныч говорил, ему Пашка нравился.
– Вы не преувеличиваете, Александра Николаевна? – почему-то Бурова уязвила ее гордость.
– Ничуть, – холодно сказала она. – Дед Пашке книги давал, он читал все подряд, без разбору, думал хоть так дело поправить… Мозги у него были аналитические, он мою «Геометрию» за восьмой класс, как роман, читал! Понимал, конечно, что этого мало… Но не в вечернюю школу же было идти – при его-то тогдашних делах!
– Вы его жалеете! – не вытерпел Буров, которого все больше и больше раздражала эта нежность в голосе женщины. – Простите, Александра Николаевна, но вы же не могли не знать, что это был за человек и какие…
– Понимаю, что вы имеете в виду, – прервала его Александра. – Но поймите и вы. В его обстоятельствах Шкипер никем другим стать не мог.
– Ну, вот этого не надо! – взорвался Буров. – Выбор у любого человека есть всегда! Особенно, если человек умный и понимает, что выбирать-то надо! Никто его насильно не тянул в этот, как вы говорите, «бизнес», под пистолетом не гнал! Захотел – стал бы…
– Алкашом! – вспылила и Александра, резко повернувшись к Бурову. – Как все его прежние уличные дружки! Безотцовщина дворовая! Все до одного или спились, или сидят! Причем сидят не по солидным статьям, а за пьяные драки и грабежи ларьков! Шкипер сделал все, что мог, чтобы под забором не сдохнуть, – как его мамаша, кстати! Выбор! Какой выбор, что вы говорите! Какой может быть у людей выбор, если один ребенок рождается в нормальной семье, с папой-мамой-бабушкой-дедушкой, с ним все носятся, учат, проверяют тетради, ходят на родительские собрания, помогают в институт поступить, а другой… Другие… Только родился, а уже никому не нужен. Я Пашку не оправдываю, поймите, я… я знаю, что он убивал людей! Но… Не было у него вариантов.
– А как же вы сами-то, Александра Николаевна?! – окончательно перестал «фильтровать базар» Буров. – У вас же, кажется, тоже родителей не было? Тем не менее на панели вы не оказались!
– Откуда вы знаете? – насмешливо спросила Погрязова, и Буров, смешавшись, умолк. Придя в себя, пробормотал:
– Простите, пожалуйста…
– Ничего, – ледяным тоном сказала она. – А на панели, как вы выразились, я действительно не оказалась. Потому что у меня был Степаныч… и цыгане. И Шкипер, кстати.
– Скажите… – Буров смущенно откашлялся, отхлебнул остывшего чаю. – А ваш дед знал о ваших отношениях со Шкипером?
– Каких отношениях? – возмущенно всплеснула руками Александра. – Я тогда была ребенком, не было никаких отношений! Да Степаныч бы Шкипера убил! Он бы мне в жизни не позволил связаться с бандитом! Да, я думаю, дед тоже ни о чем не догадывался… Пашка ведь был старше меня на двенадцать лет, он меня называл «дитём», своих женщин к нам в дом приводил. Мне было двадцать, когда дед умер, только после этого и…
– Что?
– Пашка был моим первым мужчиной, – просто сказала Александра. – Не знаю, любовь это была или что, но… никого другого я бы к себе точно не подпустила. Воспитание-то было цыганское: или муж, или никто, а замуж мне совсем не хотелось… В общем, мы с ним провели ночь… а на другой день его убили.
– Как это? – опешил Буров. И сразу вспомнил, что действительно читал об этом в Интернете. В конце девяностых годов у Шкипера крайне осложнились отношения с конкурентами, и он предпочел исчезнуть из России на несколько лет, инсценировав взрыв собственной машины и роскошные похороны.
– Вы знали о том, что это – липа?
– Что вы, нет, конечно! Рыдала на могиле до потери сознания, ребят перепугала до смерти! – Александра грустно улыбнулась. – При том, что не влюблена была в Шкипера тогда ни капли. Просто было такое чувство, что осиротела… Потеряла брата, отца, друга лучшего… Два года потом жила без него, почти привыкла, у меня даже появился любовник… Впрочем, вам это неинтересно, извините. А потом, весной, ко мне вдруг является Жиган и…
– Жиган? – не понял Буров.
– Вы его не знаете? Ваше счастье… В общем, один из Пашкиных… людей. Они ведь меня не оставляли своим покровительством, я еще, помню, не могла понять почему. Предложил проехаться в одно место, привез меня в какую-то квартиру на окраине, а там… Шкипер.
– И как же вы… реагировали?
– Как положено, – слабо улыбнулась она. – Упала в обморок. Но это все лирика… Через неделю я улетела к нему в Италию. Владимир, который час? – неожиданно спросила она.
Буров посмотрел на часы. Да-а…
– Мне уже даже неловко извиняться, Александра Николаевна.
– Ничего. Это ведь в моих интересах, правда? – Она улыбнулась ему, но как-то отстраненно, и в который раз Буров подумал: зачем ей это?
– До свиданья, Александра Николаевна.
– Подождите, – негромко сказала она. – У вас болит голова, верно? И болит очень сильно, с самого утра, потому что ночь вы не спали.