Тот же самый презрительный взгляд она бросала и на мужа, который родился и продолжал жить в роскоши и поднял ее до своего положения.
Дженни чувствовала, и ей хотелось, чтобы она была не права, что если бы графиня де Сант-Але жила в эпоху Французской революции, то она бы, вне всякого сомнения, была бы на стороне революционеров и вместе с толпой аплодировала, когда головы членов семьи графа были бы отсечены гильотиной.
Граф подошел к Дженни и сел с ней рядом. Он начал расспрашивать девушку о ее жизни в Англии, чем она занималась и чем она интересовалась. Когда Дженни ответила, что ее жизнь была спокойной, а интересы самые простые, она скорее почувствовала, чем увидела, что губы графини искривились с презрением.
Наконец графиня, как бы решив, что пора Дженни указать ее место, и несмотря на внимание графа, произнесла:
— Вам лучше отправиться спать, моя дорогая, не то вы не встанете вовремя завтра утром и не сможете как следует ухаживать за детьми.
Дженни, покраснев, встала. Возможно, она действительно воспользовалась ситуацией сегодняшнего вечера и забыла о своем месте гувернантки. Но в глазах графа светилась доброта, когда он пожелал ей спокойной ночи и крепко пожал руку. И опять это пожатие напомнило ей то, другое, пожатие руки Макса Дейнтри. Дженни поспешно удалилась к себе.
На следующее утро Дженни постаралась встать как можно раньше, чтобы графиня не могла упрекнуть ее в том, что она небрежно относится к своим обязанностям. Она выглядела такой же юной и свежей, как и ее воспитанники. С самого начала Дженни полностью завоевала их сердца, и хотя они были часто непослушны, но старались вести себя при ней хорошо, чего нельзя было сказать о Нериде, при которой давали себе волю.
Днем Дженни с детьми поехала в машине на прогулку. Машина осторожно ехала по узким улочкам Старого города, с его высокими стенами, защищающими от солнечных лучей. Внезапно шофер резко затормозил — из высоких ворот появился всадник на белом коне.
Верх машины был открыт, и дети с интересом наблюдали, как всадник разворачивает лошадь на узкой улочке. Раздался стук копыт, блеснули серебряные шпоры, и Си Мохаммед Менеби поравнялся с машиной, и посмотрев вниз, вдруг увидел сидящих в ней Дженни и детей.
Си Мохаммед был одет в белые бриджи, высокие блестящие сапоги с массой серебряных заклепок; на его плечах был алый плащ, который развевался на ветру наподобие знамени. На его золотоволосой голове была низкая феска. Его огромные темные глаза с восхищением смотрели на Дженни. Когда он улыбнулся, Дженни увидела ряд великолепных белых зубов.
— Какая приятная встреча, мисс Армитаж! — воскликнул молодой человек. — Вы обычно едете этим путем? Если это так, то я буду ждать вас здесь каждый день!
Дженни была так потрясена его внезапным появлением, что не находила нужных слов для ответа и только смотрела на него улыбаясь, в то время как дети, широко открыв рты, с интересом рассматривали марокканца.
Дженни была одета в голубое платье из жатого ситца с белым поясом, на ней были белые сандалии и белая шляпа с широкими полями, из-под которой выглядывали ее золотые волосы. В тени высоких стен ее кожа выглядела очень свежей, а глаза казались больше и глубже, напоминая цветом анютины глазки.
Си Мохаммед Менеби склонился к ней и мягко произнес:
— Графиня разрешила мне заехать за вами и увезти вас осматривать город. Мне не терпится сделать это. Скажите, когда вы будете свободны?
— В данный момент я не знаю, — ответила Дженни, надеясь, что он поверит ей. — Но я вам очень благодарна, — добавила девушка.
— Не стоит меня благодарить, я и сам этого жду с нетерпением. — Его блестящие глаза неотрывно смотрели на нее. Его улыбка была похожа на улыбку сфинкса. — Когда, мисс Армитаж? Когда я могу приехать?
— Я… Я действительно не знаю, — запинаясь ответила Дженни.
— Завтра в полдень? Я приглашу вас на чай куда-нибудь, где играет музыка и танцуют. Или, возможно, завтра вечером я приглашу вас на обед. Вам же не нужно присматривать за детьми ночью?
Но Дженни покачала головой.
— Я должна буду посоветоваться с графиней, прежде чем принять решение. Однако я очень благодарна вам… — Она не знала, что еще сказать. Улыбка сфинкса исчезла с лица молодого человека, но глаза его оставались нежными и заботливыми. Его лошадь перебирала копытами, и он едва сдерживал ее на узкой улочке, где они встретились. Но Си Мохаммед был, очевидно, великолепным наездником, так как ему все же удалось усмирить лошадь, оставаясь при этом совершенно спокойным.