— А могут они взаправду прилететь?
— Конечно, могут.
— А правда, что марсиане голубого цвета?
— Кто тебе сказал?
— Беко.
Телефон звонит.
— Ох, Беко, Беко!
Она уже дошла до того, что с удовольствием убила бы этого оболтуса, этого нахала, этого дурака!
А Беко стоит в телефонной будке, обливаясь потом, и думает: «Пойду, попрошу Нателу, пусть сходит к Зине и скажет, что я ее люблю, больше ничего. Натела — хорошая, если она пойдет, все уладится». Беко больше ничего и не нужно, только бы Зина знала, что он ее любит. О большем он и мечтать не смеет. Впрочем, разве это не много? Какое счастье — представить себе ту минуту, когда Зина узнает о его любви. Удивится, наверно.
Пусть удивляется!
Беко опускает монету в щель автомата. Четырехзначный номер звучит для него, как имя женщины: З-и-н-а! Безграничное пространство заключено в этом имени, и покрыто это пространство нетронутым снегом. Он даже видит, как снег отдает голубизной, нет на нем ни единой черной точки. Стоять и смотреть на этот снег, большего он не требует. Любовь его никому не нужна, и в первую очередь ей, этой женщине… которая… которая… Беко проглотил слюну… которая рабыня! Это новость, раньше Беко никогда так не думал.
— Почему она рабыня?
Может, потому что покинута, но не подает виду, а весь город только об этом и говорит? Всему городу рта не заткнешь! Если б можно было, если б можно было заставить всех замолчать! Все говорят: чего она сидит? чего не уезжает отсюда? Они добьются, что она уедет в один прекрасный день. Нет, только бы не уехала, только бы…
— Слушаю! — говорит Зина. — Я вас слушаю!
Лили с Ираклием укрылись в тени бетонного волнореза. На берегу никого, очень жарко. Голова Ираклия лежит на коленях Лили.
— Допустим, у нас будет ребенок, — голос у Лили дрогнул, — я говорю — допустим.
— Ладно, допустим.
— Допустим, родился лилипут.
— Прекрасно, завернем его в афишу и отнесем в цирк.
— Вдвоем?
— Что вдвоем?
— Вдвоем отнесем?
— А что, может, и нас примут как родителей. Знаешь, как здорово в цирке. Во-первых, прохладно, во-вторых, паясничаешь, а за это деньги платят. Или отнесем его в «родник надежды», сядем у ворот…
— Вдвоем?
— Придет какой-нибудь добрый импотент или бесплодная дамочка, заберут нашего лилипутика, будут его кормить, одевать, иностранным языкам учить, на музыку водить, машину ему купят…
— А мы?
— У нас еще лилипут родится, четыре лилипута.
— Интересно, что сейчас делает мама?
— Неужели ты сегодня не звонила?
— Не смейся.
— Твоя мамочка сидит на коленях у твоего нового папочки и играет с ним в лото.
— А твоя мама что делает?
— Моя?
Ираклий вдруг вскочил и побежал к воде. Потом они, лежа на спине и раскинув руки, голова к голове, покачивались на воде.
— Интересная женщина Зина, верно? — сказала Лили.
— Что надо!
— Тебе она тоже нравится?
— Очень.
— Всем Зина нравится, потому что замужняя.
— Наверно…
— Весь город в нее влюблен. Даже Спиноза.
— Спиноза — сила!
…В летнем кинотеатре стояли такие же скамейки, как в парке: длинные, выкрашенные в зеленый цвет. В переднем ряду, возле Беко, сидел фотограф Амберки. Сидевшие сзади несколько раз крикнули Беко и Амберки, чтобы они убрали головы, но до начала кино было еще далеко, и кому они мешали — непонятно.
В этот вечер музыканты, разумеется, во главе с директором ресторана Духу, были приглашены к Нико. Дато исполнилось шесть лет, и Нико устраивал званый ужин. Беко еще не решил, идти ему или нет. Сердце тянуло, а ноги не несли.
В последнем ряду расположилась семья директора музыкального училища. Трех дочерей, готовых к вступительным экзаменам, родители усадили между собой.
Неожиданно появился инструктор отдела народного образования, тощий, длинный, как жердь, молодой человек. По залу пробежал гул:
— Лекция будет, лекция…
Кое-кто попытался смыться, но никого уже пс выпускали.
Перед началом сеанса в кинотеатре иногда проводились лекции.
Прибывших из Тбилиси лекторов всегда сопровождал вышеназванный молодой человек. Он представлял гостя публике, потом садился и терпеливо ждал конца лекции, чтобы угостить лектора ужином и проводить на ночлег. Сегодня ему повезло — можно будет явиться с гостем прямо к Нико. Лектор небось вообразит, что такой роскошный прием устроили в его честь!
Инструктор поднялся на помост перед экраном, достал из кармана темные очки, протер носовым платком стекла, снова сунул очки в карман, кашлянул и неожиданно тонким голосом объявил: такой-то товарищ, член такого-то общества, заслуженный лектор проведет беседу о состоянии современной физики.