И когда наконец Лазутин, порывшись в бумагах, сказал: «Товарищи, бюро ячейки решило поставить на широкое обсуждение некоторые ненормальные действия со стороны нашего специалиста, именно товарища Короткова…» — все взгляды перекрестились на лице Короткова. Он почувствовал, как пол под ним ухнул вниз, он полетел в глубокую яму, и у него странно опустела грудь.
Белогуров наклонился к его уху и сказал шепотом, издалека будто, еле слышно:
— Пусть поговорят… Ты не робей. Надо их прощупать…
Степчик, поблескивая глазами, говорил, сдерживая на лице выражение строгости и ответственности за сказанное:
— В последнее время среди рабочих имели место нарекания на его действия. Партактив счел своей обязанностью обсудить этот вопрос, и то, что он усмотрел, является симптомами нездоровой атмосферы. Мы специалистов ценим по их подходу к нашей рабочей психологии и к нашему делу. Если же они начинают уклоняться в нежелательную для нас сторону, мы находим нужным их одернуть, призвать к порядку. Что мы видим со стороны товарища Короткова? Нежелание считаться с рабочей частью, уклонение от производственных совещаний, проявление бюрократизма, нежелание подчинить свою работу плановым начертаниям бюро, и, наконец, самое возмутительное пришлось наблюдать за последнее время. В разгар работ он, ни с кем не считаясь, на целый рабочий день оторвал машинную тяговую силу на обработку чужих полей. Это сделано было без всякого согласования с рабочкомом, с партруководителями. Товарищ Коротков, надо считать, думает, что он старый управляющий имением, но он ошибается!
Степчик ударил кулаком о стол и победно обвел взглядом зал. Голос его потерял строгую беспристрастность, звенел скрытой обидой и проснувшейся решимостью довести дело до конца.
— Ошибается! Рабочий класс не для того создал советские хозяйства, чтобы быть в них пешками и позволять спецам вертеть направо-налево. Надо, товарищ дорогой, помнить это и считаться с нашими требованиями! Надо считаться!
Лягин, не поднимая головы, крикнул:
— Девок катать на советских лошадях тоже не фасон!
Лазутин передохнул и смахнул со лба пот.
— Надо ударить по рукам! Эти отрыжки старого режима нам не надобны. На двенадцатом году революции мы…
Коротков все ниже клонил голову. Ему казалось, что говорят о нем уже давно, слова тяжелыми шлепками ложатся на его голову, наливают ее усталью и тупым безразличием. Только выкрик Лягина задел за живое. Он заскрипел зубами, но не смог встать и ответить. Он выглядывал исподлобья, окидывал сомкнувшиеся спины сидящих впереди и чувствовал, что сейчас все эти недавно еще понятные простые рабочие настроены к нему враждебно, смотрят на него издалека холодными, безучастными глазами.
Стручков начал тихо, и Коротков даже не расслышал его первых слов. Он, вернее, почувствовал их всем телом, как дуновение теплого, пахучего ветра, как мелькнувший в ночи просвет. И Белогуров толкнул его в бок.
— Теперь держись, шапка! Он им напоет!
— Кто говорит, что Коротков не считается с рабочей частью? И кто, по-вашему, я? Хозяин, командир или тоже, как вы, рабочий? А если так, то всякое действие Короткова одобрялось мною.
Последние слова хлестко стегнули тишину и замерли в углах. Стручков выдержал паузу и снова начал, возвысив голос:
— Да, мною! Я, коммунист, рабочий, отвечаю за действия моего помощника, и я не дам всяким оскорбленным самолюбиям прикрываться партийной невинностью и шельмовать людей! Не дам! Трактора были посланы по моему приказу! Я считаю, что если мы окопаемся в границах совхоза и будем равнодушно смотреть, как разлагаются колхозы, расстраивается боевое задание нашей партии по социалистическому переустройству деревни, то мы будем плохие коммунисты. Нам грош цена! Коротков не согласует свою работу среди крестьян с партбюро? Хорошо. А если мы только пишем, только собираемся делать, то что же ему прикажете — сидеть и не делать того, что он может? А кто поехал с ним в Кривино? В Дубки? В Стрешнево? Кто? Ты, Лазутин, поехал? А ты, Силин? Вам было некогда, вам не пожелалось терять день? А он поехал! Поехал! Честь ему и хвала за это! Он поехал, провел там ночь, а утром он был уже на нашей работе. Ты встаешь, Силин, с ним вместе? А ты бы должен, чтоб направить рабочих на дневные работы, это твоя обязанность. Да будет известно всем, что Коротков, изволите ли видеть, не позволяет жене Силина хозяйничать в саду, в огороде. Верно, Силин? И ты за это на него взъелся? А ты, Лягин, увидел, что он проехал с барышней на жеребце? Разложил этим массу? Довольно смешить людей! Я не надавливаю на партсобрание, я высказываюсь здесь как рядовой член, вы можете меня одернуть. Но я еще раз заявляю, что всеми своими силами я не позволю издеваться над Коротковым. Ибо за два года он заявил себя дельным агрономом и преданнейшим нашему делу человеком. Я кончил, но я просил бы заслушать здесь слово Белогурова, он тоже имеет к этому делу касательство.