На последнем листке каллиграфическим выдержанным почерком выведено: "Переживая настоящие тяжёлые дни братоубийственной распри, и зная, ненавистное отношение ко мне Красной Армии и врагов, я впредь предрешаю свою участь - расстреливание или повешение, и поэтому, делаю настоящее распоряжение. Всё моё имущество завещаю домработнице Елизавете Третьяковой. Учитель Вятского высшего Начального училища Г. Пашков».
На этом дневник заканчивается...
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Судьба одного из братьев Озеровых, Константина Васильевича, неизвестна до сего дня. Другой брат, Дмитрий Васильевич, в результате проведённой чекистами операции 20 июня 1924 года был арестован и приговорён выездной сессией Ярославского губернского суда в городе Данилове, от 23 марта 1925 года, по статье 58 и 76 ч. 1 УК РСФСР (организация вооружённых восстаний и бандитизм) к высшей мере наказания - расстрелу. Приговор приведён в исполнение.
Недавно уголовное дело по его обвинению было пересмотрено. По заключению прокуратуры Ярославской области от 21 мая 2001 года Д.В. Озеров признан обоснованно осуждённым и реабилитации не подлежит.
Рассказ Белосельского И. Е. (Рассказ взят из интернета).
Летом 1962 года ко мне зашел человек, которого я не узнал, он меня тоже не узнал, но мы встретились как старые знакомые, сели за стол и просидели больше 5 часов, не отрываясь от воспоминаний о прожитом тяжёлом времени. Это был Александр Васильевич Седавкин.
Вернувшись из армии в родное село Середу, в 1918 году, Седавкин включился в работу Советов. Осенью этого года на волостном съезде Советов он был избран в состав волостного Совета и назначен начальником волостной милиции, а в ноябре 1918 года принят в партию. В 1919 году он был свидетелем и участником ликвидации восстания белозелёных. Накануне восстания он был вызван в город Данилов к начальнику милиции Д. И. Зографу и ночью возвращался со станции Путятино в Середу. У деревни Высоково ему повстречались трое неизвестных, которые, любезно поздоровавшись, прошли мимо. Как потом выяснилось, один из встреченных был Константин Озеров. Канцелярия 2-го отделения милиции помещалась в доме тетки Дуни, как называли ее односельчане, которая жила с племянницей Леной в одноэтажном деревянном домике. А рядом с её домом, в двухэтажном здании, принадлежавшем торговцу Чирову, размещался волостной совет. Седавкин жил в одной из комнат второго этажа, а канцелярия милиции охранялась сторожем Блохиным, который отдыхал после ночного дежурства днём тут же, при канцелярии милиции.
Утром следующего дня Седавкин встал рано. В Середе был базарный день (базары проводились по средам), народ собирался на торговой площади. И вот в гуще народа раздались два выстрела. Они оказались роковыми. Между старым волостным правлением и часовней в предсмертных судорогах бился волостной комиссар Иван Иванович Шталь (прим. Настоящее имя Иоганн Стефанович), который летом 1918 года был в составе Даниловского отряда по ликвидации Ярославского мятежа. Из ржаного поля, расположенного рядом с местом убийства, выбежали два молодых здоровых парня. Они обыскали убитого, сняли с него оружие и скрылись.
«Первая помощь была уже не нужна, - рассказывал мне Седавкин. - Местный врач, Иван Родионович, констатировал смерть. Собранный мной народ во главе с моим помощником, милиционером Садиловым, кинулся было преследовать убийц. Но из ржаного поля вырос целый отряд вооруженных людей, один из которых - молодой парень, довольно крепкого телосложения, рыжий, с веснушчатым лицом, одетый в летнюю военную форму, подошел ко мне, схватил меня за горло и закричал, что он поймал начальника милиции. На помощь бандиту прибежали его сообщники, меня скрутили и повели к месту моей работы. Шашку и револьвер системы наган с меня сняли, а меня заперли в моей же канцелярии. Следом за мной привели милиционера Садилова. Он был также обезоружен, лицо окровавлено, одежда разорвана. Но вместе нас держать не стали. Садилова увели неизвестно куда, больше я его не встречал в тот тяжелый период испытаний. Встреча наша состоялась только через 19 лет. Жизнь моя висела на волоске. За окнами гудела толпа, слышны были отдельные беспорядочные выстрелы. Что творилось на улице, я понять не мог».