- Ну, и что там нового?
- Наш дом разобрали по брёвнышку и хотят из этих брёвен построить два барака в Данилове для железнодорожников. А сад весь зарос бурьяном, никто за ним не ухаживает.
- Там есть какой-нибудь колхоз – спросил Исаак.
- Колхоз есть, и состоят в нём жители из четырёх деревень: Гарь, Волково, Молчаново и Лукино. Говорят, что молодёжь в колхозе не остаётся, большинство уезжает в город, и урожаи там теперь хуже, чем были у единоличников.
Исаак тоже стал вспоминать, как он рос в крестьянской семье. Часто у них случались неурожаи, то дождь зальёт поле, то засуха всё высушит.
- Голодать приходилось не редко, - рассказывал он, - жили бедно, потому что детей в семье было восемь человек и всех надо одеть и накормить. Из-за бедности мне даже имя священник дал еврейское, потому что обычно крестьяне несли священнику подарки за крещение детей, а мои родители не смогли ничего подарить. Вот он мне и дал такое имя.
Сергей вновь, как и тогда, на свадьбе, решил поговорить с Исааком об их встрече в семнадцатом году, во время революционных событий. Исаак охотно начал вспоминать, как всё было.
- Я тебя по внешности, Серёжа, даже не запомнил, - говорил он. – Мы с матросами после того, как оставили, вас студентов, на мосту через Мойку, пошли брать телеграф. Нас было около двадцати человек, а юнкеров, охранявших телеграф, гораздо больше. Когда мы подошли к зданию телеграфа, то нас остановили часовые, возле главного входа. Из окна торчал пулемёт, и наш командир принял решение послать к юнкерам парламентёров, чтобы мирно договориться. А в подтверждение серьёзных намерений велел нам через десять минут, как начнутся переговоры, дать залп из винтовок в воздух. На переговоры пошёл сам командир и ещё один матрос. Через десять минут мы дали залп, а через полчаса юнкера ушли к себе в казарму.
- Как же удалось уговорить командира юнкеров? – спросила Евпраксия.
- Наш командир участник боевых действий на германском фронте, и большинство матросов тоже были опытными и обстрелянными, а юнкера шестнадцатилетние пацаны, не нюхавшие пороха. Это был более важный аргумент, против их пулемёта, разъяснил Исаак. - Потом мы сутки охраняли и возили барышень-телеграфисток на машине, одних домой – других им на замену, из дома на работу.
Затем разговор коснулся убийства Кирова. Исаак слышал от знакомых большевиков, что нашли убийцу, им оказался какой-то Николаев из числа охраны, и он входил в группировку под руководством Зиновьева.
Евпраксия не выдержала и высказалась против предстоящих репрессий по всей стране:
- Почему за убийство Кирова, должны теперь отвечать другие люди? – спросила она Исаака. – Ведь по радио так и намекали.
- Я не член центрального комитета, - смутился Исаак, - и, думаю, что вас это не коснётся.
Евпраксия обратила внимание гостей на то, что раньше все отмечали новый год вместе с церковным праздником «Рождеством», а теперь рождество большинство людей перестали отмечать. Это связано с антирелигиозной пропагандой. И тут же все присутствующие признались, что стали атеистами, хотя и до революции в церковь редко ходили.
Сержпинские и Анкудиновы сидели за столом долго, пели песни, слушали радио. Дети весело ходили вокруг ёлки и тоже пели песенку «в лесу родилась ёлочка». В двенадцать часов ночи электростанция перестала работать, и свет выключили, но вместо электрических лампочек Сержпинские зажгли свечи, и стали укладываться спать. Как и в других случаях, гостей уложили на кровати, а сами хозяева легли на полу, на матрасы, набитые сеном. Через два дня Анкудиновы уехали обратно в Мурманск, и Сержпинские ходили на вокзал их провожать.
Глава 5. В Данилов приехали Покровские.
В конце февраля 1935 года, в воскресение, Сергей расчищал с утра во дворе снег. В калитку вошли мужчина и женщина, и Сергей не обратил на них внимания: «Мало ли тут ходят, ведь в доме живут ещё три семьи, возможно, это к кому-то из них пришли», - подумал он.
- Уважаемый, не подскажете, где тут живут Сержпинские? – спросил мужчина.
Сергей удивился, что назвали его фамилию, и голос мужчины был очень знакомый. Он вгляделся в его лицо и не поверил своим глазам, перед ним стоял Алик Покровский, его троюродный брат. Алик тоже сразу Сергея не узнал, так как он был в фуфайке и в валенках.