- Сергей Николаевич, пойдёмте, я вас провожу до дверей комнаты начальника.
Пока шли по лестнице на второй этаж, снизу доносились женские вопли и рыдания. Сергей предположил, что это, наверное, слышно из камеры предварительного заключения. На втором этаже полы заметно качались, и были ощущения, что пол может провалиться. В здании бывшей полиции, до сих пор ремонт не делали: стены грязные, обшарпаны, и вид здесь был очень неприглядный. В конце коридора, возле дверей своей комнаты, ждал Альберт. Он был с заспанным лицом, в нижней рубашке и в трусах. Ничего не спрашивая, он сказал, открывая дверь: «Проходи брат».
Пришёл Сержпинский к Альберту в первый раз.
- Что тебя привело ко мне? – спросил он, зевая, видимо, уже собирался спать. Его комната, в девять квадратных метров, была плотно уставлена мебелью. На двуспальной кровати из-под одеяла выглянула жена и спросила:
- Кто пришёл?
- Это Серёжа Сержпинский, не беспокойся, мы тихонько уйдём ко мне в кабинет, - сказал Альберт и, надев брюки с галифе, повёл родственника в кабинет, расположенный по соседству с его комнатой.
- Я по неотложному делу к тебе, - сообщил Сергей, когда они вошли в кабинет, и кратко изложил суть вопроса, добавив, что Олег может их шантажировать, если с его тёткой что-то случится.
- Лучше тебе сейчас её отпустить, я слышал, как она рыдает в камере.
- Я не изверг, - оправдываясь, сказал Алик, - я собирался завтра её выпустить. Но не задержать я её не мог, потому что старуху притащили из магазина бдительные граждане. Они возмущённо говорили, что эта купчиха ведёт пропаганду против Советской власти. Я спросил у них, что же она говорила? И они объяснили, что она обсуждала с подругой, судебный процесс, над врагами народа в Москве, и сказала, что большевики сожрут друг друга, как пауки в банке.
Альберт с усмешкой сказал Сергею:
- А старуха ведь права, я знаю Каменева. Он убеждённый коммунист и зря его приговорили к расстрелу. Тут явно Сталин постарался. Он убирает своих конкурентов.
Сергей уже не в первый раз опять спросил Алика:
- А ты не боишься за свою жизнь? Ходят слухи, что твоего предшественника арестовали.
- Да, это правда. И его вскоре, после ареста расстреляли. Я знаю об этом. За свою жизнь все боятся, и я тоже боюсь, - признался Альберт. - Пока Генрих Ягода у власти, я более, менее спокоен. Ты слышал, что у нас по Даниловскому району разбежались заключённые? – спросил Сергея Алик.
- Нет, как это случилось? «Три дня назад, - стал рассказывать Альберт, - вели заключённых под конвоем из Ярославля в Даниловскую тюрьму пешком, их было более сорока человек. В дороге они разоружили конвой и разбежались. Областному начальству вперёд будет наука, что заключённых надо возить поездом. Теперь солдаты прочёсывают леса, но пока ещё не поймали ни одного зека. На меня возложили обязанность поймать их в течение двух недель. Я боюсь, что с меня за это строго спросят, если не справлюсь».
Сергей посочувствовал брату и посоветовал ему сделать себе новые документы, на другое имя, и скрыться, пока не поздно.
Закончив разговор, Альберт и Сергей, спустились на первый этаж, и Альберт велел дежурному милиционеру привести из камеры Баранову Прасковью. Камеры предварительного заключения находились на первом этаже за деревянной дверью, за которой виднелся коридор, и вдоль него были видны уже железные двери. Деревянную дверь милиционер за собой закрыл, и Сергей не успел разглядеть, сколько там было камер. Ему было любопытно заглянуть даже туда, где сидели арестованные, но он сдержал своё любопытство. За деревянной дверью послышался скрип железа и плаксивый женский голос. Арестованная старушка вышла, держа руки у лица, а за ней милиционер. Она вытирала слёзы кончиком платка, прикрывавшего седые волосы. Взглянув на начальника, она со страхом спросила:
- Куда мне идти? На расстрел поведёте?
- Гражданка Баранова, вы свободны, идите домой, - с усмешкой сказал Альберт. – И больше не болтайте в общественных местах всякие сплетни.