Сергей не стал продолжать этот разговор, так как могли услышать другие учителя, а сослался на необходимость идти в класс, готовиться к уроку. Сегодня он вёл урок в девятом «Б» классе по черчению, затем по расписанию в других классах. До начала урока, который должен начаться в девять часов, оставалось тридцать минут. Открыв класс, он включил электричество, поскольку на улице ещё едва начинало светать, достал из портфеля образцы чертежей и сел в задумчивости за учительский стол. Он представил себе сцену расстрела, как Альберта вывезли за город и вместе с другими приговорёнными поставили со связанными руками перед ямой. Затем отряд солдат выстроился напротив них и по команде офицера раздался залп. «Как это ужасно, - подумал Сергей Николаевич, - возможно и меня ждёт такая судьба…»
Но вот в класс стали заходить ученики, парни и девчата. Они здоровались с учителем и садились за парты, весело разговаривая. Это сразу вывело Сергея Николаевича из задумчивости. Он задержал свой взгляд на симпатичной девушке: «Какая хорошенькая. Отличный портрет с неё бы получился». Он собирался в ближайшее время заняться живописью, но разные причины мешали.
Прозвенел звонок, извещая о начале урока. Сергей Николаевич встал с места и начал объяснять тему занятий, написал её мелом на доске, затем раздал по рядам образцы чертежей. Ученики активно изучали чертежи, спрашивали, что не понятно и учитель терпеливо разъяснял.
Рабочий день, с небольшими перерывами, закончился к восемнадцати часам. Сергей пришёл домой, успокоившийся и смирившийся, с мыслью, что Альберта не стало. Вскоре домой пришла с работы Соня. Евпраксия (пенсионерка) к приходу детей приготовила ужин, отварила картошку и зажарила гусятину. Уже третий день Сержпинские ели мясо своего гуся. Сергей сам не мог зарубить гуся и это сделал Павлик, который приезжал накануне нового года. Он и Глеб встречали новый год и Рождество в Ярославле, в кругу друзей.
По старому обычаю Даниловцы активно отмечали Рождество, а новый год прошёл, как обычно, тихо и не заметно. Каникулы в школах тоже намечались с седьмого января. Их так и называли: «Рождественские каникулы».
Когда поужинали, Коля спросил маму:
- Можно погулять?
- Ладно, погуляй, пока светло, - разрешила Соня, - а как стемнеет, приходи домой. И Сашу с Вовой возьми, пусть и они на санках покатаются.
- Да ну их, - отмахнулся Коля, - я хочу без них с Генкой погулять и с другими ребятами. Малыши только мешают.
- Тогда вообще не пойдёшь гулять, - возмутилась Соня.
После такого ультиматума, Коля не стал спорить, и дети, одевшись, ушли на улицу втроём. Коле шёл тринадцатый год, и он учился в пятом классе. При детях Евпраксия не разрешала сыну и снохе говорить на запрещённые темы. К таким темам относились обсуждения политических событий, критика руководителей и воспоминания о своём прошлом. Когда они ушли, Соня печально вздохнула и сказала:
- Я весь день сегодня думала об Альберте: мне его очень жалко, такой хороший человек погиб ни за что.
- Может и есть за что, - возразила Евпраксия, - не надо было ему связываться с большевиками. Жил бы спокойно, как все люди. Я тоже весь день себе места не находила, всё думала о нём. Хорошо, что его мать умерла раньше его. Царство им небесное обоим. Сергей тоже хотел высказать всё, что у него наболело, но не стал ворошить муравейник. Зачем нагнетать обстановку, и он решил сменить тему:
- У нас в школе, сегодня после уроков, читали ученикам лекцию на антирелигиозную тему. Я тоже немного послушал.
- И что ты нового узнал? – спросила Соня.
- Говорили, что нельзя крестить детей, особенно грудных. Часто после крещения у детей случается воспаление лёгких, и они умирают. Услышав об этом, Евпраксия вспомнила, что Колю крестили, а близнецов ещё не крестили.
- Надо бы нам тоже окрестить Сашу и Вову, они уже не грудные, - предложила Евпраксия.
- Может не надо? – посмотрел с опаской на мать Сергей. – Вдруг в райкоме или в школе узнают?