Три брата Сержпинские, слева Сергей, затем Глеб и Павел.
Павел отпер высокую, массивную дверь, и пригласил брата в квартиру. Во всей квартире были очень высокие потолки. Не то, что в деревянном доме, в Данилове. В двух комнатах было просторно и, как-то пусто, даже эхо раздавалось. Павел объяснил, что ещё не успел купить всю необходимую мебель. В одной из комнат стояла только кровать, а в кухне два стула и стол. На столе была не мытая посуда, и Павел стал быстро её мыть в раковине. Из крана на посуду лилась тёплая вода. Затем он поставил на электрическую плитку чайник и сказал:
- Сейчас будем ужинать. Можешь зайти в туалет и потом в ванную.
Ванная и туалет произвели на Сергея большое впечатление, и вызвали ностальгию. Когда Сержпинские жили в Петербурге, то там в их квартире тоже были ванная и туалет, с керамической плиткой на стенах. Но здесь, у Павла, не было керамической плитки. Стены были оштукатурены и покрашены масляной краской. Однако это не испортило приятного впечатления, когда Сергей искупался в ванной. За ужином, состоящим из чая с бутербродами с колбасой, Сергей рассказал брату о своём назначении экспертом-почерковедом, но ничего не сказал о сотрудничестве в качестве осведомителя. Павлик мог где-то в компании проговориться.
Поужинав, братья отправились к Глебу. У него квартира тоже была с высокими потолками и полупустая. Мать уже искупалась в ванной и была в восторге. Павел и Глеб наперебой приглашали её переехать жить к ним в Ярославль, но она отказалась:
- Вы уж не обижайтесь, я привыкла жить с Серёжей, если уеду сюда, то буду скучать о внуках. Лучше я постараюсь чаще к вам приезжать.
В один из следующих дней, к Глебу пришла его невеста. Её звали Клава. Она была молода и не дурна собой. Но Евпраксии не понравилась. Она сказала об этом Серёже шёпотом, когда они вышли в другую комнату.
- Не надо, мама, не говори ничего Глебу – просил Сергей. – Он не послушается, а ты будешь не желанной в их доме.
Евпраксия и не собиралась ничего говорить Глебу, она просто поделилась со старшим сыном своими мыслями. С невестой Павла она тоже познакомилась, когда они с Серёжей приходили к нему вечером посмотреть его квартиру. Сергей тоже видел его девушку впервые. Она была моложе Павла и выглядела двадцатилетней, хотя ей исполнилось двадцать пять. Звали её Ангелиной, и работала она актрисой Волковского театра. Сергей, как мужчина, не нашёл её красавицей, но была в ней какая-то изюминка. Евпраксия наоборот была от неё в восторге. Когда Ангелина ушла, она спросила Павла:
- Кто её родители? Мне кажется они не простые люди, потому что Ангелина ведёт себя безукоризненно.
- Она же тебе говорила, что отец у неё умер, а мать работает ткачихой на фабрике, - уточнил Павел.
- Я помню, но до революции, кем были её родители? Я об этом постеснялась её спросить.
- Её родители из крестьян, они приехали в Ярославль из Пошехонского уезда, - пояснил Павел.
После его слов мать как-то сникла и в её глазах пропала радостная искорка. Сергей заметил это. Он помнил слова матери о том, что жену надо выбирать из своего круга. Она не раз говорила это своим сыновьям. И теперь она вновь высказала эту мысль.
Через неделю, в очередное воскресение, Сергей с мамой, вернулись в Данилов. Они рассказали о своих впечатлениях Соне и детям. Соне захотелось тоже побывать в гостях у братьев мужа. Когда супруги легли вечером спать, Соня, вздохнув, сказала:
- Как же нам с тобой, Серёжа, не везёт. Ты выбрал не ту профессию.
Сергей не ответил и, обиженно, повернулся на другой бок. Он не стал ждать, когда Соня разнервничается и назовёт его неудачником.
Вскоре, Сержпинского вызвали в милицию для проведения экспертизы почерков. В кабинете следователя ему дали бухгалтерские накладные и поручили определить, настоящая на документе подпись кладовщика, или нет. Для сравнения следователь дал образцы подписи подозреваемого. Сергей за полчаса разобрался с задачей и написал заключение эксперта, что подпись подлинная. В чём суть дела, следователь не объяснял, но он и так догадался, что кладовщик допустил растрату.
В следующий раз Сергею дали более сложную задачу, и не только в техническом отношении, но и в моральном, и не в милиции, а в отделе госбезопасности. Его проводил в свой кабинет начальник НКВД Ермолаев и поручил определить, чей почерк в письме, адресованном в Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза. В письме излагались случаи подтасовки фактов для судебного обвинения «врагов народа» и «вредителей». Письмо было анонимное, и кто-то его писал левой рукой, чтобы изменить почерк. Аноним обвинял в подтасовке фактов Даниловский отдел госбезопасности.