Сергей, с Иваном Александровичем, вышли вперёд всей толпы и стали обсуждать последние политические новости, чтобы никто их не слышал. Мужчин волновала опасность начала войны с Германией. За последние два года Советский Союз воевал с
Японией, на Халхин-Голе, и с Финляндией. Эти войны показали, что у СССР ещё недостаточно сил для войны с немцами.
Хотя между СССР и Германией был подписан договор о не нападении, среди интеллигенции ходили разговоры, что Гитлер не надёжный человек, и он может двинуть свои войска против Советского Союза.
- Чем же руководствовались наши дипломаты и Сталин, подписывая, в тридцать девятом году, договор с Германии о не нападении? – с озабоченностью спросил Сергей своего собеседника. Он считал, что Иван Александрович лучше его осведомлён о подводных камнях в политике.
- У Сталина не было другого выхода, как подписать договор, - с важным видом сообщил Сутугин. – У нас в проектном институте знатоки говорят, что Франция и Англия не захотели быть союзниками с Россией. Они считали, что Германия должна напасть на нас, а получается наоборот. У нас с немцами теперь дружба против них. Немцы хотят отобрать у англичан и французов их колонии. Нам же они уступили Прибалтийские государства, которые раньше входили в состав Российской империи, и теперь Литва, Латвия и Эстония стали нашими союзными республиками.
Проходя через рынок, Сержпинские увидели Матрёну, которая торговала клубникой, стоя за общим прилавком. Соня указала Павле на неё. Павля с трудом узнала свою бывшую служанку. Время превратило красивую женщину в обычную старушку. Все подошли к Матрёне, приветливо здороваясь. Она растерялась и смущённо приветствовала Верещагиных и других родственников, шедших с ними. Они кратко обменялись новостями, Матрёна свернула из газеты маленький кулёк, положила в него стакан ягод красной смородины и угостила подошедших родственников. Соня поблагодарила её и отдала ягоды Саше с Вовой.
- Нам надо спешить к поезду,- оправдываясь, сказала она, и все пошли дальше.
Гости смотрели по сторонам. Павля и её сёстры Верещагины обменялись между собой мнением о Данилове, они радовались вновь прогуляться по родному городу. Здания в Данилове выглядели почти так же, как и до революции. В центре кирпичные, купеческие дома нисколько не изменились. Наверное, их бывшие хозяева, если бы вновь увидели свои владения, решили бы, что время остановилось. Другие деревянные дома, в большинстве двухэтажные, тоже неплохо сохранились, лишь при внимательном рассмотрении можно было заметить какие-то изменения.
На привокзальной площади, Соня показала сёстрам дом, где до 1930 года жили Сержпинские. Она с ностальгией сказала:
- Каждый раз, когда я прохожу мимо этого дома, мне хочется туда зайти. Здесь прошла наша с Серёжей молодость.
На новом, кирпичном, вокзале, пахнувшем свежей краской, как всегда, было многолюдно: несмотря на ранний час, люди сновали в дверях, одни заходили, другие выходили из здания. Соня сказала Серёже, чтобы он купил билет для сына, а то с тяжёлым чемоданом Коля заметно устал. Он сел на свой большой чемодан, а отец встал в очередь в кассу. Маруся Смирнова должна была ехать на этом же поезде до Пантелеева, ей Сергей Николаевич тоже купил билет. Он попросил Марусю передавать Петру Петровичу от Сержпинских большой привет и пригласил его в гости. Поезд прибыл точно в назначенное время. Соня поцеловала Колю и Марусю, и они вошли в вагон. Когда поезд тронулся с места, провожающие долго махали им в след, пока последний вагон не скрылся из виду.
У Сони на глазах выступили слёзы. Павля удивлённо посмотрела на неё:
- Что ты, Соня, не на войну же проводила сына. Он сдаст экзамены и приедет на каникулы.
- Всё равно, как-то не спокойно за него, - сказала она, вытирая платком глаза. - Для меня он ещё ребёнок, в июле ему исполнится всего семнадцать лет.
На обратном пути домой, провожающие растянулись цепочкой, по двое, по трое. Сергей Николаевич и Иван Александрович опять шли впереди и беседовали о политике. Сергей был одет просто, в холщовую рубашку и тёмные поношенные брюки. Сутугин, в отличие от него, был в новом сером костюме и при галстуке. В разговоре, он настаивал на том, что Германия не посмеет напасть на Советский Союз.